Жан Расин и другие (Гинзбург) - страница 139

Автор "Писем о духовидцах" был твердо расположен оставить этого юного поэта и дать ему насладиться сполна той радостью, какую доставило ему его сочинение. Дабы доказать, однако, что он писал против романов и пьес не из одного лишь намерения принизить сьера Демаре и что он всегда придерживался такого мнения об этих пагубных развлечениях, он почел небесполезным напечатать в сей книге и маленький трактат о театре, составленный им несколько лет назад, чтобы удовлетворить желанию одной весьма знатной и отменно благочестивой особы[42] которая просила его написать об этом предмете. Остается надеяться, что те, кто его прочтут, убедятся: отвращение, которое выказывает автор к театру и романам, основано не на вздорных соображениях и прихотях, а на свете разума и самых непреложных заветах христианской морали».

Что Расин был всем этим взбешен, нам доподлинно известно. Но он и тут удержался от публикации уже готового, и такого хлесткого, текста, и нового не сочинил. Что его удержало? Некий свет на то, что происходило в промежутке между полемикой по поводу первого «Письма о духовидцах» и появлением Николева двухтомного труда, проливает очень интересный документ. Это письмо Лансело к Никола Витару, помеченное 8 мая 1667 года:

«…После нашей встречи я получил из Фландрии книгу… То место, о котором вы говорили, не показалось мне столь оскорбительным, как вы о нем рассказывали. Мне кажется, надо быть уж очень щекотливым, чтобы так сильно обидеться на такую малость – на то, что назвали "юным поэтом" молодого человека, который издевался над достойными людьми, к коим он должен был хранить больше почтения, который насочинял забавных побасенок, чтобы выставить их в смешном виде, и который не побоялся назвать их настоящими их именами; тогда как по отношению к нему не было ничего подобного сделано… Такая разница могла бы побудить вас искать другие доводы, говоря с нами об этом деле, вместо того чтобы пугать нас вашим кузеном как человеком, владеющим самым грозным пером… Как бы вы ни восхищались господином Р., у него есть недостатки, не внушающие уважения… Вы знаете, что в свете не ценят тех, кто изрыгает хулу на людей, которым обязаны; а это именно и сделал г. Р., и это, как вы сами нас уведомили, он намерен делать и впредь. Отвечая на его письмо, мы держались совсем иных правил… Мы удовлетворились вашим словом, а также запиской, написанной его рукой и отрицавшей его авторство. Хотя мы и были почти уверены в обратном, но охотно закрыли на это глаза, предвидя, однако, что у него достанет легкомыслия самому впоследствии хвалиться своим сочинением. Вы видите, что мы не ошиблись и верно его опознали… Но коль скоро он способен без зазрения совести говорить и "да", и "нет" по одному и тому же поводу, пусть пеняет на одного себя; и пусть остерегается как бы, в надежде уничтожить других и за их счет добиться для себя положения в свете (как он не раз хвалился), не навредил он себе больше, чем им. Истинно честное имя не создается таким путем. К тому же, если взяться за подробный разбор тех его трудов, коими он сам более всего гордится, нетрудно будет показать оплошности его суждений, которые конечно не послужат к укреплению той славы, что так ему дорога… Каким надо быть слепым, чтобы тешить себя пустыми надеждами добиться положения и состояния за счет друзей и получить церковную должность столь мерзостным путем; как мало надо иметь разумения, чтобы стараться примирить Бога и Велиала