Отвечала ли «Гофолия» мечте Расина о слиянии театра и веры, об исключительно благочестивом и благонамеренном воздействии на души зрителей, актеров, самого автора? Очевидно, лишь до какой-то степени. Может быть, когда искусство, наука и мораль отделяются от религии, когда красота, истина и добро отрываются друг от друга, им все труднее становится жить вместе, и, может быть, ближе всего к безгрешному театру был тот нелепый, лишенный и намека на искусство школьный спектакль, который разыгрывали воспитанники отцов-иезуитов и над которым так язвительно потешался девятнадцатилетний Расин.
Во всяком случае, после «Гофолии» он больше ничего в драматическом роде не напишет, не только для «города», но и для короля. Да и у короля потребность в таких развлечениях будет возникать все реже. События вокруг никак к тому не располагали. Смерть Марии-Луизы, королевы испанской, означала для Людовика не просто утрату любимой племянницы. С этой смертью обрывались узы, скреплявшие и без того хрупкий союз Франции с Испанией – давним неприятелем и соперником. Испанский король Карл II вскоре женился снова – на принцессе Нейбургской, родственнице австрийского императора (это она будет героиней «Рюи Блаза» Гюго), и тем упрочил единство дома Габсбургов, к тревоге и беспокойству Франции. В Англии вместо Якова II Стюарта, кузена, единоверца и союзника Людовика, на престоле оказался Вильгельм Оранский – заклятый враг, символ противостояния протестантской Европы Людовику.
Попытки Якова II вернуть себе корону (как позднее – и попытки его сына, принца-«претендента») были безуспешны. Он воплощал именно ту католико-абсолютистскую традицию, которую тогдашняя, послекромвелевская, имеющая уже хартию прав личности англиканская Британия яростно отвергала. На одном корабле с Вильгельмом Оранским из Голландии в Англию приплыл Джон Локк, защитник естественного права народа и отдельного человека в противовес божественному праву монарха, проповедник религиозной терпимости – добродетели, до той поры не слишком распространенной в Европе.
В 1690 году Вильгельм Оранский, отчасти в ответ на отмену Нантского эдикта, издает «Акт о терпимости», заявляя, что не знает, что такое еретик, и не допустит, чтобы кого-либо из его подданных преследовали за веру. Правда, католики из этого замечательного документа были исключены, и какими жестокими гонениями обернулась для «папистов» английская веротерпимость, хорошо известно. Однако сам принцип свободы совести уже заявлен, и это немало; идея понемногу внедряется в умы. Что мог поделать со всем этим Людовик, как ни сочувствовал он Стюартам? (Кстати, в середине XX века среди французских исследователей была популярна теория, согласно которой «Гофолию» следует трактовать как аллегорию английских событий, как призыв свергнуть узурпатора-нечестивца и вернуть престол законному наследнику. Гипотеза эта соблазнительна, но концы с концами в ней сходятся плохо. Скорее всего, «Гофолия» имеет к английской революции 1689 года такое же отношение, какое «Есфирь» имела к отмене Нантского эдикта.) К концу 80-х годов Людовику приходится бороться уже не с разрозненными противниками, а с настоящей коалицией крупнейших европейских держав – Аугсбургской лигой, объединившей Австрию, Испанию, некоторые немецкие княжества, Голландию и Англию. Рядом с королем не было уже ни Конде, ни Тюренна, ни Кольбера, да и Лувуа впал в немилость и вскоре умер. Пик славы для Людовика был позади; наступало время забот и утрат.