Конечно, от Луи особой беспристрастности здесь ждать не приходится. Но и другие дошедшие до нас свидетельства, прежде всего письма самого Расина, скорее подтверждают правдивость образа госпожи Расин, который возникает под пером ее сына, – во всяком случае, в том, что касается твердости ее характера, набожности и семейных добродетелей. Из писем Расина-старшего сыну, Жану-Батисту, мы узнаем подробности домашней жизни: «Ваш маленький брат сегодня утром упал головой в огонь, и если бы не ваша мать, тут же выхватившая его, у него обгорело бы все лицо… Мадлон и Лионваль немного приболели, и я подумываю, не следует ли им нарушить пост. Я уже к этому склонялся, но ваша мать находит, что в этом нет необходимости… Ваша мать в добром здравии, благодарение Богу, хотя ей выпало много хлопот со мной во время моей болезни. Никогда еще не было сиделки столь внимательной и столь умелой, с той разницей, что все ее заботы шли из глубины сердца и составляли мое великое утешение. Мне отрадно думать, что вы умеете ценить все достоинства такой доброй матери, и я уверен, что, когда меня не станет, она обретет в вас всю нежность и признательность, какие нынче находит во мне».
После всего этого нетрудно поверить умилительной картинке, нарисованной Луи-Лионвалем:
«Сколь ни приятна была жизнь при дворе, он всегда вел существование уединенное, деля время между немногочисленными друзьями и своими книгами. Самым большим удовольствием для него было провести несколько дней в кругу семейства; и когда он садился за стол с женой и детьми, то говорил, что это для него трапеза более приятная, чем пиры вельмож.
Однажды он вернулся из Версаля и собирался предаться этим радостям, когда явился дворянин из свиты господина Герцога [сына принца Конде] и сказал, что его ожидают к обеду во дворце Конде. "Я не смогу иметь честь отправиться туда, – ответил он, – вот уже больше недели, как я не видел жену и детей, и они готовят себе праздник – со мной вместе есть сегодня замечательного карпа; я не могу отказаться от обеда с ними". Дворянин стал его убеждать, что многочисленные гости, приглашенные к господину Герцогу, также видели для себя праздник в его обществе, и что Герцог будет очень огорчен, если он не приедет. Придворный, который рассказывал мне эту историю, уверял, что мой отец велел принести карпа ценой около одного экю и, показав его дворянину, добавил: "Судите сами, могу ли я отказаться отобедать с этими бедными детьми, которые так хотели меня сегодня попотчевать и не получат никакого удовольствия, если будут есть это блюдо без меня. Прошу вас передать эти объяснения Его Светлейшему Высочеству". Дворянин передал все слово в слово, и похвала карпу обернулась похвалой добрым чувствам отца, который почитал себя обязанным разделить эту трапезу со своим семейством».