Ее брат Блез долгое время оставался вместе с Арно и Николем среди «умеренных» и тратил силы ума и души на поиски наилучшей тактики сопротивления, то есть такой, которая позволяла бы избежать суровых земных последствий непокорства – и в то же время облегчала бы последствия компромисса для совести. Но ведь совсем недавно за это именно и обличал так пылко Паскаль иезуитов в «Письмах к провинциалу». Конечно, человек столь честного ума, как Паскаль, не мог до бесконечности отталкивать от себя мысль о таком противоречии между своими громогласно объявленными убеждениями и собственным поведением в трудных обстоятельствах. Смерть Жаклины – самого близкого ему на свете человека, с кем его всю жизнь связывали теснейшие и сложнейшие отношения, своего рода беспощадное соревнование в нравственном совершенстве, где брат с сестрой поочередно менялись ролями лидера, судьи и отстающего, – стала рубежом, за которым всякий самообман, всякое потакание и послабление себе становились невозможны.
Когда «умеренные» собрались у немощного Паскаля, чтобы взвесить еще раз все обстоятельства дела и путем голосования прийти к самому мудрому решению, хозяин дома посреди этих хитроумных словопрений вдруг упал в обморок. А придя в себя, объяснил причину своего состояния почти словами Жаклины: «Когда я увидел, как все эти люди, коих я почитал как тех, кому Бог открыл истину и кто должен быть ее защитниками, колеблются и отступают, клянусь вам, меня охватила такая боль, что я не смог ее вынести и едва не умер». Отныне всякие попытки компромисса ему ненавистны как тот самый «средний путь, что мерзостен перед Богом, презрен перед людьми и совершенно бесполезен для тех, кому лично грозит опасность». И поскольку очевидно, что компромисс в том или ином виде неизбежен в любой мирской деятельности, Паскаль отказывается от всякого участия в этой игре, в любых попытках земной борьбы, даже если это борьба за небесную истину. Он умолкает, как Жаклина, и до конца дней – а жить ему остается меньше года – погружается в аскезу и уединение, нарушаемое лишь для дел милосердия.
Такие драмы разыгрываются вокруг Пор-Рояля. А Расин, недавний его воспитанник, его надежда, не видит во всем этом ничего, кроме маниакальной завороженности собственными делами, замкнутости в собственном мирке и деланья слонов вселенского значения из мух собственных обид. Узнавши о том, что брат господина Витара, солдат, которого считали погибшим, жив и невредим, он пишет Левассёру: «Сегодня же вечером я пойду поздравить с этой новостью его святую матушку, которая полагала себя неспособной радоваться чему бы то ни было с тех пор, как потеряла отца