Пошли ли советы Шаплена Расину на пользу, неизвестно. Ода «На выздоровление короля» была закончена и издана, но оказалась настолько вымученна и бесцветна, что и сам автор при жизни ее больше не печатал. Дело свое, она, однако, сделала. Среди прочего, Шаплену было поручено составить список литераторов, достойных королевской пенсии, и определить, кому в каком размере она должна быть назначена. Впервые такие пенсии были выплачены в июне 1663 года. Расин получает заверения, что и его не забудут в этом списке. Идет месяц за месяцем, обещания возобновляются – но и только. «Вам, может быть, скажут, что Король велел посулить мне пенсию, – пишет Расин сестре. – Мне бы хотелось, чтобы об этом вовсе не говорили, пока я ее не получу. Я буду сообщать вам новости. И все же не говорите об этом никому; о таких вещах лучше говорить лишь тогда, когда они уже совершились».
Ожидание дается с трудом – тем более что еще совсем свеж опыт обманутых надежд в Юзесе. И в октябре Расин решается вновь напомнить о себе очередной одой. Она называется «Слово Молвы к Музам». Поэтические ее достоинства тоже не слишком велики, но в ней отчетливо видны основные темы слагающегося официального мифа. Людовик бранной славой равен Александру. Но он сделал больше, чем Александр, – после блистательных военных подвигов он подарил своей стране мир. А что до муз, то им он не только дал неиссякаемый повод для вдохновения, но и готов предоставить кров и убежище от козней Фортуны. Ибо сей новый Александр одновременно и новый Август, а при нем, как и полагается, новый Меценат – Кольбер. Себя же и своих собратьев Расин, естественно подразумевается, прочил на роли Вергилиев и Горациев в этом втором Риме.
Но это в будущем, а пока к «новому Меценату» обращена многозначительная строфа:
Великий муж смягчит порывы ярой мести
Враждебных Музам сил.
Все, что обещано, исполнит он по чести —
Едва ли под воздействием этого прозрачного намека, но Кольбер действительно исполнил свое обещание. В августе 1664 года Расин получил наконец свою пенсию. В списке, составленном Шапленом, значилось тринадцать человек. На первом месте, с суммой в 4 000 ливров, в нем шел Мезрэ, королевский историограф, затем сам Шаплен, с тремя тысячами ливров, и Пьер Корнель, получивший две тысячи. Ближе к концу – Мольер с пенсией в тысячу ливров и последний – Расин: 600 ливров.
Королевская щедрость к сочинителям далеко не всем пришлась по душе. У многих она вызывала раздраженное недоумение. Ведь это не просто деньги – в конце концов, суммы не такие уж значительные, хотя вполне достойные, – это знаки высочайшего благоволения. К кому? К жалким бумагомарателям, лизоблюдам, фиглярам или педантам, безродным простолюдинам к тому же, пером зарабатывающим себе пропитание.