«"Слово молвы" имеет успех. Господин граф де Сент-Эньян нашел оду прекрасной. Он пожелал познакомиться с другими моими сочинениям – и со мной самим. Я отправлюсь к нему с визитом завтра. Я не встретил его сегодня на утреннем одевании короля; зато я там встретил Мольера, которому король сказал немало лестных слов, и я был очень рад за него; а он был очень рад, что я при этом присутствовал.
Господин де Бельфон назначен сегодня главным дворецким. Король был в Версале. В воскресенье швейцарские стражники отправятся в Нотр-Дам, и король попросил Мольера сыграть для них комедию; на что господин герцог заметил, что с них хватило бы и Гро-Рене, обсыпанного мукой[21], поскольку они совсем не понимают по-французски. Вы видите, я стал наполовину придворным; но по мне, это очень скучное ремесло.
…Я неделю не видел ни "Версальского экспромта", ни его автора: скоро пойду… Монфлери составил жалобу на Мольера и подал ее королю. Он обвиняет Мольера в том, что тот женился на дочери, а прежде спал с матерью.[22] Но Монфлери вовсе не слушают при дворе».
Граф де Сент-Эньян (вскоре он получит титул герцога), хотя и много старше короля, отлично угадывает его желания и настроения. Он наперсник Людовика в его любви к Луизе де Лавальер, Фигаро венценосного Альмавивы. Он охотно покровительствует музам и сам не чужд сочинительству; поговаривают, что это его выведет Мольер в «Мизантропе» под именем самовлюбленного вельможи-рифмоплета Оронта. Когда в мае 1664 года король, чтобы порадовать Луизу и потешить собственное тщеславие, дает в Версале великолепное театрализованное празднество под названием «Увеселения волшебного острова», он поручает Сент-Эньяну быть распорядителем торжества, а Мольеру – постановщиком всей зрелищной части. Праздник удался на славу: пышные шествия и состязания в ловкости, в которых участвовали сам король и множество носителей громких имен; представления под открытым небом и фейерверки; ломившиеся от изысканных яств столы; нежные звуки музыки Люлли; серебряные латы, шитые золотом плащи, сверканье алмазов, шуршанье шелков, колыханье перьев. И еще одно событие произошло в эти дни в Версале: вечером 12 мая мольеровская труппа показала премьеру «Тартюфа».
Момент был выбран, казалось бы, благоприятный. Зимой того года разразилось открытое столкновение между Людовиком и тогдашним папой Александром VII. Поводом к нему стало нападение корсиканских гвардейцев – телохранителей папы на домочадцев французского посла в Риме, герцога де Креки. Правда, герцог действительно вел себя вызывающе, и зачинщиками драки были его челядинцы. Но Людовик счел себя оскорбленным, посла отозвал, от папы потребовал извинений и примирительных жестов. Все это, конечно, послужило лишь спичкой, поднесенной к давно сложенному костру взаимного недовольства. На сей раз верх взял Людовик: папа распустил свою корсиканскую гвардию, велел воздвигнуть в Риме обелиск в честь этих достопамятных событий, а в Париж с повинной отправилось посольство во главе с племянником папы кардиналом Киджи. Для Шайки святош, для всех сторонников ультра-монтанской партии во Франции как будто наступали черные дни.