Павел Петрович выкинул потухшую сигарету и открыл калитку. Ну, Миша, поддался на деньги. Сдался. Мой лучший друг. Муж моей младшей сестры Марины. Ведь мы с тобой не разлей вода, были, и что? Мне, мне не сказал, что ферму закрывают. Ну, погоди, сейчас поговорим.
Он прошёл двор, собаки лежали также молча. Они все его знали. Никто бы не посмел из них гавкнуть на него. Поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Послышались шаги. Тяжёлые и не быстрые. Он сразу понял, что идёт Миша. Заскрипев, открылась дверь. В проёме показался его друг. Павел Петрович шагнул назад, человек в проёме подался вперёд. Да, это был Миша. Он расставил руки и хотел обнять пришедшего гостя, как всегда это делал, когда Паша приходил к нему. Но в это же мгновение, Паша поднял левую руку и ударил его в лицо. С размаха, чуть ниже правого глаза.
— ну и сука ты Миша…
И тут же развернувшись, он зашагал прочь. А Михаил Степанович упал спиной на деревянный пол крыльца и заплакал.
Я перебил его. Я надрался, как скотина. Язык не вяжет, еле сижу, но мысли не дают ему покоя, да ещё эта сумасшедшая музыка.
— нет, нет послушай. Всё самое лучшее уже сделали и сделали давно. Литература — стихи, проза, романы — это всё написано. Лучший рок-н-ролл сыгран и лучшие тачки сделаны — этого не исправить и слава богу! Послушай меня, то что делают сейчас это жалкое подобие и попытки взобраться на олимп. Но на олимпе нет мест. Да бывают проблески одних из миллионов, но они гаснут сразу после первого успеха, первого взлёта, альбома, книги. Мы деградировали. Мы не поколение Х. Поэтому давай послушаем, что-нибудь старое.
— ладно, включу. Но думаю, что всё-таки ты не прав. Ты рассуждаешь не правильно. Как старпёр единоличник. Или нет, как мудак.
— наверное, наверное, ты прав — я мудак. Но, наступит время, и ты всё поймёшь. Я не осуждаю, не навязываю, я просто перебрал. У всех свои вкусы, поэтому да ты — прав.
— может ещё выпьем?
— чего ж нет, наливай.
— кстати, как твоя книга?
— в смысле?
— продаётся?
— конечно, конечно-нет. Кто будет покупать это дерьмо? Поэтому-то я и торчу на этой дрянной работе.
— да, работа и впрямь дрянь.
— это точно.
— ну.
Человек напротив меня встал, взял со стола сигарету и поджёг её. Затянулся, его лицо растянула улыбка, он взял рюмку и поднял её.
— за работу!
— за отечество!
— за курс!
— за рок!
— выпьем же!
— так за что?
— за алкоголь
— за него любимого.
Мы чокнулись и сели по местам. Давно мы так не сидели. Лет шесть или семь, да давно. Шесть лет! Шесть лет — это срок, большой срок. Надо ещё выпить, побольше, за всё, за все шесть лет.