Наши женщины были также отделены от официальных центров образования и учреждений культуры. Гликль говорила с талмудистами в основном за обеденным столом и слушала их проповеди с женской галереи. Мари Гюйар беседовала с докторами богословия на исповеди, в монастырском дворе или в письмах (как, например, с сыном) и слушала их проповеди в монастырской часовне. Мериан черпала свои познания из книг семейной библиотеки, а затем в Нюрнберге, у ученого покровителя. Приблизившись в последние годы жизни в Амстердаме к научным центрам (Ботанический сад, кабинеты редкостей), она тем не менее не могла бывать в университете. Во всех трех случаях созданные их воображением образы и предметы культуры — нарративная биография, мистические видения и записи из Нового Света, истории жизни насекомых на конкретных растениях — творились из маргинального пространства. Но это пространство ни в коем случае не отличалось убожеством, с которым связывают слово «маргинальный» зацикленные на прибыли современные экономисты. Скорее это было пограничное пространство между культурными слоями, которое способствовало возникновению нового и созданию удивительных гибридов.
Каждая из этих женщин по-своему обживала маргинальное пространство, превращая его в своеобразный центр. Для Гликль наибольшее значение имели еврейские связи и ее Gemeinde. Для Мари — урсулинская обитель и заполненный индейцами и французами монастырский двор посреди канадской тайги, за тридевять земель от французской «утонченности». Для Марии Сибиллы — сначала община лабадистов в голландской провинции, а затем реки и тропические леса Суринама; не будучи постоянным местом жительства, они все равно внесли в ее жизнь коренные перемены. В каждом из этих случаев личность старалась высвободиться из тисков европейских иерархий, уклонившись в сторону от привычной колеи, сойдя на обочину.
Конечно же, обочина предназначалась не только для женщин. Многие европейские мужчины также были отлучены от властных структур в силу своего происхождения или ремесла, своего имущественного положения или религии и иногда тоже избирали для себя маргинальное пространство (или не возражали против попадания в него). Это, в частности, относится к евреям (кроме придворных евреев) и иезуитским миссионерам, к лабадистам и энтузиастам-естествоведам, с которыми мы познакомились на страницах нашей книги. Но «дамы на обочине» (свидетельствующие о более сильном притеснении) могут особенно наглядно продемонстрировать, что стояло на карте как для мужчин, так и для женщин.