Порядок изложения материала в данной книге — от Гликль бас Иуда Лейб через Мари Воплощения к Марии Сибилле Мериан — отличается от чисто хронологического: уроженка Тура по крайней мере на поколение предшествовала своим современницам из Гамбурга и Франкфурта. Мне хотелось остановиться на способах еврейского существования в непростых условиях Европы, прежде чем перейти к парадоксам жизни христиан, которые пересекли Атлантику и окунулись в сложные отношения с америндами и африканцами. Такой порядок анализа, однако, не должен наводить на мысль о Прогрессе Женщины, о том, что один способ существования превосходит другие, как, по мнению христиан, церковь превосходит синагогу, а Христов завет — Моисеев. Каждая из этих жизней выступает в виде примера, со своими достоинствами, начинаниями и ошибками, во всех трех присутствуют типичные для Европы XVII в. мотивы печали, повышенного сознания своей индивидуальности, любознательности, эсхатологической надежды, размышлений о присутствии Бога в мире и Его Промысле. Я не отдаю предпочтение ни одной из этих женщин.
В свое время это были люди из плоти и крови, затем от них остались воспоминания, портреты, их собственные сочинения и произведения искусства. Когда Мари Воплощения обряжали для похорон, все ее молитвенники, четки, медальоны и предметы одежды были разобраны как бесценные реликвии. По другую сторону Атлантики, в турском монастыре урсулинок, она в последний раз явилась в видении своей племяннице Мари Бюиссон[744]. Духовная автобиография, которую она предназначала к сожжению, была переписана урсулинскими монахинями и, как мы знаем, отредактирована и издана ее сыном, Клодом Мартеном, со своими дополнениями и приложением писем и других сочинений Мари. Таким образом, ее труды разошлись и среди урсулинок, и среди прочих монахинь, в частности розарианок и кармелиток, чьи надписи красуются на титульных листах экземпляров, сохранившихся в монастырских библиотеках и в отделах редких книг[745]. Рукописная копия автобиографии находилась в багаже юного сульпицианского священника Пьера Сартелона, когда тот в 1734 г. прибыл из Франции в Монреаль, и после опустошительного пожара 1806 г. перешла к урсулинкам Труа-Ривьера[746]. Спустя более столетия труа-ривьерскую рукопись опубликовал дон Альбер Жаме, которого привлекла не дидактика Мари, а ее мистицизм. Что касается гуронов, алгонкинов и ирокезов, чьи души она была призвана спасать, о них Жаме в другом месте отозвался следующим образом: «Североамериканский индеец всегда останется лишь большим ребенком… Сегодня это ясно. Дикари оказались невосприимчивы к цивилизации… По природе своей они не были склонны к христианству»