Разговор о подобных вещах возможен лишь между свободными людьми. Несвободные не поймут самой постановки вопроса, и дело кончится сварой.
Почему Вы не написали мне сразу, как только услышали о моих высказываниях? Могли бы написать, что не одобряете их.
Вы нарисовали ужасающий портрет «нынешнего» Кандинского: я отталкиваю Вас как еврея и тем не менее пишу Вам доброе письмо с уверением, что хочу видеть Вас рядом и сотрудничать с Вами! Дорогой господин Шёнберг, прежде чем писать Ваше «окончательно!», подумайте всё же, подобает ли посылать мне «нынешнему» приветы, исполненные глубокого уважения. В последнем слове явно не хватает частицы «не».
Нас, людей хоть сколько-нибудь внутренне свободных, так мало, и мы не должны терпеть, чтобы между нами вбивали клинья. Это работа, и работа «чёрная». И мы должны ей сопротивляться.
Не знаю, смог ли я достаточно ясно передать Вам свои чувства. Нет никакой особой радости в том, чтобы быть евреем, русским, немцем или европейцем. Лучше быть просто человеком. Но мы должны стремиться к идеалу «сверхчеловека». Это долг немногих.
Хотя Вы меня и раздваиваете, я всё же шлю Вам самый сердечный привет и своё глубокое уважение,
65. Шёнберг — Кандинскому
04 мая 1923 г
[на второй странице машинописной копии письма Шёнберга сверху стоит:]
Мёдлинг
написано без черновика 4.05.1923
Дорогой Кандинский,
обращаюсь к Вам так, потому что Вы написали, что потрясены моим письмом. Этого я и ждал от Кандинского, хотя и не высказал и сотой части того, что должна бы нарисовать фантазия Кандинского, будь он моим Кандинским! Потому что я ещё не сказал, что, например, когда иду по переулку и каждый встречный разглядывает меня на предмет того, еврей я или христианин, я не могу объяснять каждому, что я как раз тот, для кого Кандинский и некоторые другие делают исключение, хотя вот Гитлер придерживается другого мнения. Но и от благосклонного мнения мне мало проку, даже если я начертаю его на табличке и, как слепой нищий, повешу себе на шею, чтобы каждый мог прочесть. Об этом Кандинский не подумал? Кандинский не догадался, что мне пришлось прервать моё первое за пять лет рабочее лето, оставить место, где надеялся обрести покой, необходимый для работы, и больше уже нигде не смог обрести покоя?>74 Потому что немцы не терпят евреев! Так может ли Кандинский разделять чьё-то иное, не моё мнение? Может ли он иметь хоть одну общую мысль с ЛЮДЬМИ, способными нарушать покой моей работы? И можно ли назвать мыслью то, что кто-либо с ними имеет общего? И эта «мысль» бывает правильной? Я считаю, что Кандинский не вправе разделять с ними даже геометрических постулатов! Его позиция не такова, или между нами нет ничего общего!