— А он знает о тебе столько, что ты прямым ходом сядешь на электрический стул.
Фаричетти долго взвешивал услышанное.
— Нет, ты неправ, — наконец тихо сказал он. — Ты ошибаешься. Он никогда меня не предаст. В этом, кстати, нет необходимости, тем более, что у него есть и влияние и связи, чтобы, наоборот, помочь мне, а не предавать.
— Не хотелось бы расстраивать тебя, Томми, — заметил Макнамара, — но ты мой клиент, и я должен быть откровенным. Сейчас Джеку Рафферти самому потребуется все его влияние и все его связи, чтобы выйти сухим из воды. Вряд ли он станет хлопотать о других.
— Нет, нет, — упорствовал Фаричетти, — ты его не знаешь, ты просто не понимаешь, о чем говоришь. Я был с Джеком в номере гостиницы, когда он одного сенатора, как мальчишку на побегушках, послал в аптеку. Я слышал, как он орал на судью, — тот на пять минут опоздал на встречу. Я видел, как один из самых влиятельных в Вашингтоне деятелей минут десять держал его пальто, пока Джек валял дурака с телефонисткой. Нет, у него есть связи, и именно такие, какие нужно!
— Да связи-то у него есть, — вздохнул Макнамара, — однако он не помог тебе, когда тебя привлекли к ответственности. Его связей даже в профсоюзе транспортных рабочих оказалось недостаточно, чтобы организовать тебе поддержку местных профсоюзных организаций. Связи Рафферти не помогли замять историю в Нью-Йорке, за которую тебя могут засадить в тюрьму на весь остаток твоей жизни.
— Да, верно, — фыркнул Фаричетти, рассматривая носки своих ботинок. — Кто-то растрепался, и я погорел. Но откуда Джеку было знать, что кто-то стукнет на меня в ФБР? В чем тут вина Джека? И все равно он обещал подмазать кого следует и сказал, что мне нечего волноваться, он все уладит. О чем же ты беспокоишься?
— Беспокоишься главным образом ты. Ты не понимаешь, отчего он тебе не звонит. Никак не уразумеешь, почему он, выступая сегодня утром с показаниями, отрицал, что является твоим близким другом… Пожалуйста, пойми меня правильно: конечно, я тоже беспокоюсь. Ты мой клиент, и я обязан помочь тебе избежать ареста и тюрьмы. Я сделаю все, что в моих силах. По правде говоря, я очень беспокоюсь. Меня волнует, что, выгораживая себя, Рафферти топит других. Меня тревожит форма, в какой он дал понять, что ответственность за тебя несет скорее Сэм Фарроу, чем он сам.
Нет, я тебя не виню — ты правильно делаешь, что беспокоишься, — продолжал Макнамара. — Но беспокойся, пожалуйста, о том, о чем следует беспокоиться. Он не звонит нам либо потому, что очень занят, либо из-за того, что за ним очень уж следят. Это как раз меня меньше беспокоит. Меня тревожит, что он вообще решился давать показания. Я по опыту знаю, что если человек начал давать показания, то он не знает где остановиться. А когда говоришь перед комиссией по расследованию, то трудно остановиться, даже если и захочешь. А я, помимо всего, далеко не уверен, захочет ли Рафферти остановиться.