На одной из сходок зашла речь о желательности поднятия «уровня просвещения народных масс». Все участники разговора сходились на том, что этот уровень сам собой подняться не может. Но по вопросу, кто же практически может больше содействовать просвещению народа, мнения разошлись. Некоторые участники собрания, настроенные более либерально, возлагали все свои надежды на деятельность царского правительства и утверждали, что «лица с официальным положением пользуются большим авторитетом в народе». Мышкин резко обрушился на такие взгляды. «Просветительскую деятельность» царских чиновников он расценивал крайне низко. Мышкин говорил, что народ может заимствовать что-либо полезное только от лиц, сочувствующих ему и по социальному положению ему близких. Здесь же он высказался за необходимость проведения в народе пропаганды.
В этом споре мнения участников определились уже с достаточной четкостью. Одни надеялись на царских чиновников – «лиц с официальным положением». Другие же, в том числе и Мышкин, пришли к убеждению, что место «развитых людей» в народе. При этом заслуживают внимания высказывания об использовании профессий мелких торговцев и промышленников. Впоследствии попытки сблизиться с крестьянами, используя именно эти профессии, получили среди революционеров-народников довольно широкое распространение.
Следует отметить, что именно во время этих дискуссий, кипевших в Москве зимой 1873/74 г., Мышкин впервые проявил себя как крупный агитатор. Скромный и сдержанный в обычное время, в спорах он преображался. Когда затрагивался близкий ему предмет, он говорил горячо и убедительно. Недаром впоследствии его знакомые отмечали, что «Мышкин-собеседник и Мышкин-оратор, казалось, были двумя противоположностями»>23.
Между тем с приближением весны 1874 г. обстановка в Москве становилась все более и более напряженной. Один за другим в город приезжают деятели петербургских революционных кружков, направлявшиеся в различные губернии Европейской России «на пропаганду». В различных концах Москвы – на Пресне, на Плющихе, в Бутырках были организованы сапожные и столярные мастерские. Желающие «идти в народ» обучались в них ремеслам, которые могли бы им пригодиться впоследствии.
В этой обстановке – обстановке роста революционных настроений – Мышкин предпринял новую и последнюю попытку выступить в подцензурной печати. Поводом для этого послужило шумно обсуждавшееся в печати того времени «Дело Енкен», которое ярко показывало неравноправное положение трудящегося человека в царской России.
Дело это заключалось в следующем. Жена провизора Енкен зимой, поздно вечером, безжалостно выгнала неугодившую ей горничную Ульянову, не отдав ей паспорта. Ульянова подала жалобу в суд, обвиняя свою бывшую хозяйку в оскорблении ее словами и действиями. Но судья постановил подвергнуть Енкен лишь 10-дневному аресту.