.
Для обсуждения всех этих вопросов Мышкин использовал все возможные средства общения с товарищами, заключенными вместе с ним в Петропавловской крепости, и с основной массой революционеров, содержавшихся в Доме предварительного заключения. Для поддержки постоянной связи с остальными товарищами, которые содержались в Доме предварительного заключения, он широко использовал переписку со своей невестой Е. Супинской – его товарищем по революционной борьбе, одной из наиболее деятельных работниц его нелегальной типографии, судившейся теперь вместе с ним по одному процессу. Однако мечтам Мышкина об их совместной революционной работе исполниться не пришлось. Супинская согласно приговору была выслана в отдаленный пункт Архангельской губернии, где она в сентябре 1879 г. заболела и умерла. Мышкину же выпал иной, еще более тяжелый путь, который он прошел с честью так же, как боролся и раньше.
После объявления приговора Мышкин оставался в Петербурге недолго. Уже в апреле 1878 г. царские власти поспешили отправить его в Новобелгородскую центральную каторжную тюрьму Харьковской губернии, славившуюся особо тяжелым режимом содержания заключенных. Здесь в одиночной камере Мышкин провел два долгих года.
Камера, в которой поместили Мышкина, была низкой и темной, питание в тюрьме было отвратительное. Закованные в цепи заключенные спали на голых койках, жестоко страдая от холода. «Ночью, – вспоминал один из каторжан, – мучительный сон на голых досках; скорченные, спутанные цепями и одеревеневшие от холода члены – и ни клочка, хотя бы соломы, какая всегда найдется к услугам последней бездомной собаки»>71.
Но хуже всего то, что режим политического отделения тюрьмы, кроме физических, причинял тяжелые нравственные муки: отсутствие свиданий с родственниками, ограничение чтения. Продолжительное время заключенным выдавались для чтения лишь книги религиозного содержания. Особенно же жестокой пыткой явилась полная бездеятельность заключенных: царские власти в нарушение всех законов распорядились не допускать политкаторжан ни к каким работам. С этим был связан особый расчет: полная бездеятельность заключенных, приговоренных к длительным срокам наказания, должна была неизбежно тяжело отражаться на их психическом состоянии. И недаром среди находившихся в каторжных централах был такой высокий процент смертности и психических заболеваний. По приблизительным подсчетам, из числа политкаторжан, содержавшихся в Новобелгородской и Новоборисоглебской тюрьмах Харьковской губернии в период 1875 – 1880 годов, 30% умерли или сошли с ума. «Заживо погребенными» назвал содержавшихся в Новобелгородской тюрьме один из товарищей Мышкина по заключению.