Папа Александр IV пришел в восторг, узнав о подписании долгожданного мира между извечными соперниками Францией и Англией. Он называл Генри III «наихристианнейшим королем» — Rex Christianissimus. Но по правде говоря, английскому монарху куда больше подходило прозвище, автором которого стал великий Данте Алигьери — Vir simplex или «простак». Хотя Генри всерьез считал себя выдающимся государственным деятелем, на деле он был слабохарактерным человеком и плохим политиком. Король имел склонность к созданию авантюрных схем, которые если не оказывались на практике совершенно бредовыми, то уж безусловно выходили за рамки его способностей воплотить их в жизнь. Это пристрастие привело к тяжелым финансовым и политическим последствиям для Англии.
Несмотря на то что в ближайшем окружении Генри III было много талантливых людей, он умудрялся облекать своим доверием негодных советников и следовал их сомнительным рекомендациям в самое неподходящее время. Рано потерявший отца, брошенный матерью, он не имел в детстве перед глазами примера того, как надо управлять страной. Король всю жизнь находился под чужим влиянием, которое далеко не всегда было благотворным. Вот и сейчас, пока Генри III находился во Франции, королевские советники потихоньку настраивали его против сына, и это им вполне удавалось. На обратном пути в Англию, в канун Пасхи 1260 года король неожиданно остановился в Сент-Омере и наотрез отказался ехать дальше. Он заявил спутникам, что получил достоверные известия о предательстве Эдуарда. Его сын, продолжал король, возглавил мятежных магнатов и замышляет схватить своего отца по дороге в Лондон, свергнуть его с трона. Этой паранойей Генри страдал достаточно долго. Продолжить путь домой король согласился только после того, как его брат Ричард граф Корнуоллский поручился за Эдуарда своей честью.
В окрестностях столицы действительно было неспокойно, но события там разворачивались совершенно не по тому сценарию, который был преподнесен королю советниками. Ссора между Эдуардом и графом Глостерским разгоралась все сильнее. Соперники подошли под стены Лондона в сопровождении многочисленных и хорошо вооруженных воинских отрядов. Испуганные городские власти побоялись открывать перед ними ворота, опасаясь кровавых стычек на городских улицах.
В конце апреля в Англию вернулся Генри III и, все еще не доверяя до конца сыну, приказал впустить в город только графа Глостерского. Эдуард смог войти в Лондон лишь после того, как все тот же Ричард граф Корнуоллский при активной поддержке Бонифаса Савойского, архиепископа Кентерберийского, убедил короля, что не подобает так вести себя с наследником, против которого не выдвинуто никаких вразумительных обвинений.