– Стрелки, – бормотал он, – стрелки.
– Что с ними особенного? Вы о чем?
– На линии, как я понимаю, стрелок не так уж много?
– Нет, совсем немного.
– А также изгиб. Стрелки и изгиб. Боже, только бы сошлось!
– Что такое, мистер Холмс? Вы напали на след?
– Идея… намек, не более того. Но дело и вправду становится очень интересным. Идеальный, единственный в своем роде случай, однако почему бы и нет? Не вижу здесь следов крови.
– Похоже, их и не было.
– Но, как я понимаю, ранение было очень обширное.
– Раздроблена кость, но внешние повреждения не столь значительные.
– И все же совсем без крови обойтись не могло. Можно мне будет осмотреть поезд, в котором ехал пассажир, заявивший, что слышал звук падения в тумане?
– Боюсь, мистер Холмс, это невозможно. Состав уже расформирован, вагоны перераспределены.
– Могу вас заверить, мистер Холмс, – вмешался Лестрейд, – все вагоны обыскивали очень тщательно. Я сам об этом позаботился.
Среди наиболее заметных слабостей моего друга выделялась одна: он бывал несдержан, когда имел дело с людьми, уступающими ему в сообразительности.
– Очень на то похоже, – бросил он, отворачиваясь. – Но дело в том, что я хотел осмотреть не вагоны. Здесь мы закончили, Ватсон. Не стоит беспокоить вас и дальше, мистер Лестрейд. Думаю, теперь нам пора переместиться в Вулидж.
У станции «Лондонский мост» Холмс написал телеграмму своему брату и, прежде чем отправить, показал ее мне. Там было сказано:
«Увидел во тьме огонек, но он может и потухнуть. Тем временем, пожалуйста, вышли с курьером к нашему возвращению на Бейкер-стрит полный список иностранных шпионов и агентов, пребывающих в Англии, с подробным указанием адресов. ШЕРЛОК».
– Это будет нелишним, Ватсон, – заметил он, когда мы сели в вулиджский поезд. – Да, мы в долгу у братца Майкрофта: случай обещает быть поистине необычным.
Его взволнованное лицо все еще хранило выражение пылкого азарта, говорившее мне о том, что какие-то недавно обнаруженные важные обстоятельства направили мысли Холмса в новое русло. Представьте себе фоксхаунда: вот он, понуро опустив хвост и повесив уши, слоняется по псарне, а вот с горящими глазами, напряженный, как пружина, вынюхивает зверя; подобная перемена произошла и с Шерлоком Холмсом. Он уже мало чем напоминал того вялого лентяя в халате мышиного цвета, который не далее как сегодняшним утром безостановочно мерил шагами заполненную туманом комнату.
– Здесь есть потенциал. Есть размах, – продолжал он. – Глупо было с моей стороны не оценить возможностей этого дела.
– Мне они до сих пор непонятны.