Поэтому я держусь рядом с Орси, добродушным и простым, как деревенский увалень, воякой. Бенедетто широкоплеч, смугл, пригож нахальной солдатской красотой и пользуется успехом у женщин, о чем не прочь рассказать всем и каждому. Подчиненные его обожают, сопровождают фривольные рассказы командира веселым ржанием и так же, как я, опасаются мессира Корелли. Таким образом, возвращаюсь я в теплой компании единомышленников, в которую немного не вписывается новый спутник, музыкант Асканио.
Он едет вместе со мной в окружении княжеских охранников, молча прислушиваясь к разговору. Экипирован в дорогу Асканио так же просто, как и я, всего лишь узлом с вещами, притороченным к седлу лошади, за правым плечом же у него висит в потертом чехле из черной замши лютня. Одет лютнист не так нарядно, как иные придворные музыканты, но все равно куда лучше, чем я или, к примеру, Сандро. У щедрого подарка дона Сантино худощавое телосложение хорошего наездника, бледная кожа смугловатого оттенка и подвижное лицо с тонкими, немного надменными чертами. Большие тепло-карие глаза задумчиво опущены, темные волосы с каштановым отливом спадают почти до плеч густыми, прямыми прядями.
То, что Асканио молчит, вызвано не пренебрежением, как в случае с магом, а скорее малой степенью знакомства со мной, Орси и его подчиненными. Корелли он не нравится, как не нравлюсь я, охранники, поездка в Дуополь, ее цель и результат. Придворный волшебник отчужденно молчит и недовольно оглядывается через плечо, когда обстоятельства вынуждают его придержать лошадь и подождать остальных: при подъеме на холм, с которого открывается вид на Ларну, Асканио наклоняется в седле, и с его плеча падает чехол с лютней.
Видя это, едущий чуть сзади лейтенант Орси цветисто ругается, но успевает перегнуться через шею коня и подхватить инструмент почти у самой земли.
— Соловей голосистый, спел бы, что ли, — он протягивает лютню владельцу, насмешливо ухмыляясь в крученые черные усы. — Или ты поешь только для королей и знати?
Асканио пожимает плечами уже знакомым мне насмешливым движением и расчехляет лютню. Потом вдруг усаживается в седле боком, закидывает ногу на ногу и пристраивает инструмент на колене. Его спокойный серый меринок продолжает невозмутимо шагать, взбираясь на холм. Настраивая лютню, музыкант перебирает струны. Мессир Амброзио передергивает плечами при этих звуках и, оборачиваясь, бросает еще один колючий взгляд в нашу сторону.
— Я учился играть на лютне, — замечаю я, стараясь снова не начать думать о Петре Корелли и купальне в доме мессира Амброзио.