Не так уж она велика, но и к ней надо привыкнуть.
Никита собрал небольшой букетик. Цветы были белые, маленькие, с мясистым, сочным стеблем.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, Никита спустился на дорогу, протянул Татьяне цветы.
— Красивые, — сказала она и поцеловала Никиту.
Шофер покраснел и отвернулся.
— А зеленым умеешь? — спросил его Никита.
— Как это «зеленым»? Чего умею? — удивился шофер.
— Ты, как семафор, — мгновенно вспыхиваешь красным светом, — пояснил Никита. — А зеленым умеешь?
— Шутите все, — парнишка потянулся к цветам. — Я таких не видал. Точно, красивые.
Никита взял в руки один цветок.
— Странно, — задумчиво сказал он. — Вот эдельвейс. И он ни в чем не виноват. Возможно, он и красив, но во мне этот цветочек вызывает чувство враждебности. Он мне каким-то даже зловещим кажется.
— Почему?! — изумилась Таня.
— Потому, что это любимый цветок Адольфа Шикльгрубера. Был. Глупо, конечно, при чем здесь цветок. А вот не могу, и все.
— А кто этот Штель… Шкель… черт, язык сломаешь? — спросил шофер.
— А это самая большая сволочь в длинном ряду мерзавцев всех времен и народов. Адольф Шикльгрубер, кличка — Гитлер.
— Любимый цветок Гитлера?
— Да. Дивизия даже была такая — «Эдельвейс». Горные егеря. На вершине Эльбруса знамя со свастикой установили. Отборные были вояки, пакостей наделали нам много.
Солдат внимательно разглядел ни в чем не повинный эдельвейс, отшвырнул его и брезгливо вытер о штаны руки.
— Папуас ты, Никита, — сказала Татьяна, — значит, если какой-нибудь мерзавец обожал, допустим, хурму, ты ее есть не станешь, да? Глупо!
— Я же и говорю — глупо. Поехали. А я вовсе не папуас. Я теперь дикое дитя гор.
КПП появился неожиданно. «Газик» вынырнул из-за поворота, и внизу, на небольшой седловине, показалось с десяток домиков и два длинных амбара.
К седловине вел пологий спуск, дальше дорога делала петлю, огибая площадь в центре и устремляясь круто вверх. Там, метрах в двухстах, торчала зеленая наблюдательная вышка, виднелся забор из колючей проволоки, а дорогу перегораживали массивные железные ворота.
Чуть в стороне от ворот, по ту сторону забора, возвышалось желтое здание необычной архитектуры — пограничный пост сопредельной державы.
Встречали Никиту и Таню начальник КПП капитан Василий Чубатый и заместитель Никиты Скворцова инспектор Авез Бабакулиев. Встречали хорошо, так искренне радуясь свежим лицам, с такой готовностью помочь, что Никита и Таня даже растерялись.
Чего уж там помогать — два чемодана с барахлом, да ящик книг — вот и все имущество.
Оказалось, что домик для них приготовлен и даже обставлен. Нельзя сказать, что мебель была стильной — две железные солдатские койки, покрытые солдатскими же грубошерстными одеялами и явно сделанные солдатскими руками, стол, табуретки, тумбочки, полка для книг. Но на тумбочке стоял стакан с ромашками и огненно-красным маком, полка устлана белоснежной бумагой, табуретки покрашены в веселый алый цвет, а на свежевыбеленной стене в аккуратной рамочке репродукция женского портрета… Модильяни. Таня на миг застыла от неожиданности, растерянно взглянула на Никиту. Он-то знал — Модильяни, Моди — один из любимейших. Она подошла к репродукции, провела пальцем по неестественно длинной и гибкой, как стебель, шее женщины и… заплакала.