— Отправила с Вестью Ордена к ним именно тебя, хотя Устав рекомендует замену, — произнес очевидное Рамон, а впечатлительный Пончо словно онемел.
— Не просто отправила! — жёстко усмехнулся Ю Эс Би. — Не просто отправила… В парадной форме, в подкованных сапогах, с обнажённым мечом в одной руке и серебряным Анхом Ловца Душ в другой я должен был — вечером, когда вся семья сядет ужинать! — как живая статуя, мерно прошествовать через сад под обрядовую музыку, прогреметь шагами по каменному крыльцу — и прямо у дубового обеденного стола, за которым сам сидел всего за неделю до этого, привести их к Коленопреклоненной Покорности, перед тем как навсегда отобрать детей! Здорово, да?
— Этот ритуал применяется к сопротивляющимся дикарям, чтобы произвести впечатление, — тихо сказал Рамон. — Я не слышал, чтобы его практиковали в городе… в столице…
— Теперь вот слышишь… Маркиза объявила, что Мобилизация сразу тройки близнецов-псиэнергов — это праздничное событие, и его надлежит обставить соответственно! Видели бы вы её, когда она произносила это «соответственно»! В чёрной блестящей коже, в сапогах выше колен — с Министра, что ли, моду взяла? — стоит, лыбится, стеком поигрывает, тварь… Окружая дом, мы слышали весёлые голоса и смех, но, едва из нашего автобуса заиграла зловещая музыка, всё смолкло… Никогда не забуду этой короткой дороги мимо клумб, беседки, качелей, мимо сжавшегося в подкрылечном углу обычно жизнерадостного рыжего пса, почему-то посаженного сегодня на цепь и провожающего меня безнадёжно-просительным взором… Я надеялся, что они будут ужинать за домом, на веранде, и путь окажется длиннее, но нет… Когда я тяжело цокал подковами по ступенькам крыльца и по коридору, то уже видел их лица — сначала в окно, потом из глубины неосвещённого коридора… Что бы вы почувствовали на их месте, узрев мерно надвигающееся из тёмноты нечто, и что бы вы сказали, узнав в этом нечто старого доброго весельчака-коммивояжера, знатока тостов и анекдотов, приносившего детям сладости — а теперь принёсшего Судьбу!
Ловец Душ достал из заднего кармана джинсов грязную орденскую бляху, затушил об неё сигарету и поднял голову. Взгляд его был сухим и далеким, казалось, он что-то потерял в громоздилове облаков, властно распухающем над проспектом, островом, всей столицей… Потерял — и забыл, что. Пронзительно крикнула пролетевшая чайка, стряхнув наваждение.
— Дети застыли с набитыми ртами — они тоже узнали меня, но не понимали, что происходит. Я слышал, как звякнула чья-то ложка, как в соседней комнате на диване выпустил когти кот… Отец, честный и уважаемый человек, всю жизнь положивший на создание семейного уюта и благополучия, — кому-кому, а мне это было известно! — уронил руки и сидел, сгорбившись, сразу постарев лет на десять… А мать… мать просто взглянула мне прямо в глаза и, прочтя в них ужас и муку, коротко спросила: «Всех троих?» Я не смел раскрыть рот и кивнул, она подошла, положила свою мягкую теплую ладонь на мою, оцепенело сжимавшую рукоять меча, и проговорила: «Дайте нам 3 минуты попрощаться с детьми…». Что я мог ответить, глядя в её наполненные светом и слезами глаза?! Тупо промычать «да, да, конечно», отвернуться и выйти в сад — но через двадцать шагов вдруг понял, что уже не увижу их живыми! Сработал Пси-страж, я кинулся на землю — а через мгновение всё рвануло и заполыхало, как нефтяной факел…