Русское тысячелетие (Цветков) - страница 221

8 июня Столыпин первый раз занял место на думской трибуне. Он говорил с депутатами корректно, оказывая им уважение по закону, но сохраняя и своё достоинство. Дума удивлена: оказывается, министры тоже умеют говорить.

Ораторские способности Столыпина общепризнаны. Вот как говорил об этом даре Петра Аркадиевича член Думы Н. Д. Сазонов: «Нужно было его видеть в пылу открытого боя, на думской кафедре, чтобы понять и оценить оратора. Он и с врагами боролся по-рыцарски — в открытую. В глубоком молчании, при всегда наполненном зале слушали его красивую, мощную и удивительно сжатую речь. Все вперёд знали, что не услышат ни одного лишнего, пустого слова. Его ораторский талант был чистый дар Божий, это был самородок»[70]. По воспоминаниям Н. Д. Красильникова, столыпинские речи «изложены чистым русским языком… Они расширяют взгляд читателя на современную действительность, они знакомят его с идеалами русской государственности»[71]. В. В. Шульгин отмечал: Столыпин не жестикулировал и обращался как бы не к депутатам, а «говорил для России»[72].

Наиболее примечательную речь в I Думе Столыпин произнёс 8 июня 1906 года в ответ на запрос о провокации. Он высказался за «порядок, необходимый для развития самых широких реформ», говорил о том, что исключительные методы управления временны, но необходимы. «Недомолвок не допускаю и полуправды не признаю», — высказал Пётр Аркадиевич свою позицию.

Все же Столыпин чувствовал себя в Петербурге ещё новичком; на заседаниях совета министров он больше отмалчивался. Министры обсуждали вопрос: распускать Думу или нет. В мемуарах Милюкова имеются сведения о переговорах по этому поводу Столыпина и представителей кадетской партии 24 июня 1906 года на столыпинской даче. Из разговора Милюков понял, что план Столыпина состоял в роспуске Думы авторитетным правительством «народного доверия», а не тогдашним кабинетом И. Л. Горемыкина. Но кадеты отвергли предложение о сотрудничестве и потребовали создания полностью кадетского правительства. И. В. Гессен приводит слова Милюкова, обращённые к Столыпину: «Если я дам пятак, общество готово будет принять его за рубль, а вы дадите рубль, и его за пятак не примут»[73].

К сожалению, эту позицию ка деты сохранили до февраля 1917 года. Все призывы Столыпина к сотрудничеству оставались гласом вопиющего в пустыне. Реформаторские силы в России не смогли найти общий язык, что впоследствии стало одной из причин разрушительной революции (к этой мысли пришли В. В. Шульгин, А. И. Солженицын и многие другие политики, историки и публицисты).