Поскольку приближалась ночь, колокольня была освещена, и красный предупреждающий огонек для воздушных судов горел фиалом на вершине крыши. Моргая, я разглядывал башню и вспоминал, как впечатлил нас закат, когда мы со Сторми поднимались сюда в последний раз. Та ночь стала последней в ее жизни, хотя тогда мы не могли этого знать.
Ни один бодэч не ползал по ступенькам церкви, не взбирался по стене и не танцевал от восторга на крыше колокольни.
Без четырех минут семь. Я влился обратно в поток машин.
Сторми жила в четырехквартирном доме в трех кварталах от «Пико Мундо гриль». Не так уж и беспорядочно колеся по городу, я припарковался на другой стороне ее улицы.
Осиротев в детстве и работая продавцом, а потом менеджером в кафе-мороженом, Сторми считалась бедной, с какой стороны ни посмотри. Она обставляла комнаты предметами из комиссионных магазинов, и нее равно ее квартирка была стильной и уютной. Старые торшеры с шелковыми абажурами и бахромой из бисера. Викторианские скамеечки для ног с мягкими сиденьями и грубые копии стульев в стиле Стикли. биографии Максфилда Пэрриша[7]. Вазы из цветного стекла. Дешевые бронзовые статуэтки собак разных пород, расставленные на столах и подоконниках. Такая эклектичная мешанина не должна была позволить всем этим предметам сочетаться, но они сочетались, потому что Сторми обладала магией и умела видеть магию в повседневных вещах.
После ее гибели я переехал из студии над гаражом в эту квартиру. Прожил в ней год, пока не уехал из города. Вещи Сторми были упакованы и сложены в доме Оззи Буна. Я не смог избавиться ни от одной из них Все, что принадлежало Сторми, даже откровенная дешевка, было для меня сокровищем, воспоминанием, мгновением бессмертной, неповторимой любви.
Не знаю, сколько я просидел напротив дома, в котором она жила. Поехал дальше только после того, как перестал дрожать, а окружающий мир понемногу обрел четкость и прекратил расплываться перед глазами.
Теперь, когда вечер полностью заявил права на Пико Мундо, я сдался на милость интуиции и направился к городской площади. В ее центре располагался Мемориальный парк с красивой бронзовой скульптурной группой из трех солдат времен Второй мировой войны. В отличие от остальных улиц исторического района, четыре квартала, окружающие парк, были засажены не цветущими палисандровыми деревьями, а великолепными финиковыми пальмами с огромными кронами.
Парочки, оккупировавшие скамейки в парке, обнимались в свете тройных фонарей на кованых столбах. Разумеется, были открыты многие рестораны и специализированные магазинчики, обслуживающие как туристов, так и местных. Прохожие глазели на витрины, прогуливались от магазина к магазину с рожками мороженого в руках, потягивали кофе из «Старбакса», выгуливали собак, разговаривали и смеялись, возможно, мое восприятие исказила грусть, но складывалось ощущение, что многие из этих людей гуляют парами. Большая часть держалась за руки, словно массовка в романтическом фильме, когда снимают сцену, которая, по задумке режиссера, должна свидетельствовать о том, что жизнь — это прогулка в паре, как это было до легендарного Ноева ковчега и как всегда будет впредь.