Редеют ряды иерархов. Владыку Евгения уж под руки водят. Архиепископ Иннокентий Борисов, учёный богослов и пламенный проповедник, преставился, не дожив до шестидесяти. Хорошо, что Брянчанинова сделали архиереем, его слово нужно… А новоиспечённый владыка всего-то на три года старше его… Пора и самому готовиться…
В тот день вечернее правило митрополита длилось дольше обыкновенного. Но не успел он подняться с колен, как услышал за дверью голос Алексея.
– Что там? – спросил Филарет.
– Один человек просит пустить к вам, – не входя в спальню, ответил послушник. – Со слезами умоляет, я бы не осмелился иначе…
– Пусти в кабинет.
Филарет набросил халат, надел скуфейку и перешёл в соседнюю комнату. Слабый свет от неугасимых лампад перед иконами померк, когда Алексей зажёг свечи в канделябре. Послушник вопросительно глянул на митрополита.
– Выйди… но будь рядом.
Торопливый стук сапог раздался за дверью, и в комнату вошёл высокий господин в распахнутой шубе, из-под которой виднелся модного покроя фрак, золотистый жилет с перламутровыми пуговицами, к одной из которых был привешен лорнет. Благополучнейшему виду господина противоречило искажённое испугом лицо. В руке он сжимал пачку ассигнаций.
– Чем обязан, сударь? Час поздний, – строго сказал Филарет.
– Ваше святейшество! Святой отец! – с отчаянием выкрикнул незнакомец так громко, что Алексей на всякий случай сунул нос в комнату. Его успокоило то, что вслед за криком гость рухнул на колени, – Сгорело! Сгорело моё можайское имение!
Тут Филарет вспомнил его.
– Прискакал кучер! В тот самый час, как я у вас кощунствовал, и загорелось!.. Дом сгорел, один флигель, конюшни, амбары, сараи… Простите! Простите меня, Христа ради!.. Возвращаю вам…
– Всемилостивый Господь наш Иисус Христос да простит вас!.. – Филарет осенил склонённую белокурую голову крестным знамением. – А деньги примите, пригодятся… Алексей, проводи господина!