Она попыталась изобразить, какой именно гибкой, трепетной и прекрасной, и для этого вскинула перед собой ширококостную, шершавую от цыпок руку. Но вместо ленивой томности у нее получилось какое-то нервное дрыганье. Анна опустила руку и не пыталась ничего показывать ровно пять минут.
– Он ждал ее пять лет. Но до сегодняшнего дня она не знала, где он. А теперь они там, вместе, отныне и навсегда! И каждый сезон дождей они будут оживать. А в сезон засухи, который иногда длится месяцами, у них будут периоды покоя. И они будут лежать в маленьких скрытых нишах, под водосточными трубами, как японские водяные цветы[59] – старые, засохшие и безмолвные…
Джульет встала и зажгла еще одну маленькую лампу в углу столовой.
– Я не хочу, чтобы ты говорила об этом.
Анна засмеялась.
– Ладно, тогда расскажу, как у них все начинается. Как они оживают, когда наступает сезон дождей. Я знаю, как все это бывает. – Она наклонилась вперед, обхватив себя ладонями за коленки, и стала напряженно вглядываться в улицу, в дождь и в устья ливневок. – Вот, они лежат внизу, примерно вон там – засохшие и безмолвные. А в это время над землей поднимается пыль, в небе появляется электричество, облака темнеют и собирается пойти дождь! – Она откинула рукой свои тусклые бесцветные волосы. – Начинается с того, что весь мир наверху становится в крапинку. По улицам едут машины – они тоже в крапинку, вернее, в пупырышках. Потом сверкает молния, гремит гром – и сухой сезон заканчивается. Капли дождя превращаются в ручьи, бегут по водосточным желобам, становятся все больше и стекают в канализацию. А вместе с ними – фантики от жвачки, окурки, театральные билеты и проездные на автобус!
– Немедленно отойди от окна.
Но Анна продолжала рассказывать о том, что рисовало ей воображение.
– Я знаю, как там все, внизу под мостовой, в этой квадратной трубе. Эта труба очень большая, просто огромная, – сказала она, широко очертив руками квадрат, – пока наверху, на земле, солнце, там пусто. Совсем пусто – много недель. И эхо – когда говоришь. Единственный звук, который можно там услышать, – это если наверху проезжает автомобиль. Где-то далеко. И кажется, как будто ты не в водостоке, а внутри большой полой верблюжьей кости, которая валяется под солнцем на пустыре и уже вся иссохла в ожидании. А пол там облеплен слипшимся ковром из старых цирковых афиш, каких-то газет, года 1936-го или 1940-го, с заметками про войну или про смерть очередной кинозвезды…
Она подняла руку, указывая наверх, словно это она сама была внизу, ждала в водостоке.