Я очень ценю Кандинского. Не понимать и не ценить его – это значит не ценить современное искусство. Он был великим творцом, и его произведения великолепны. Раньше я любила Клее. Я открыла его для себя совсем юной. Купила три его акварели, которые во время войны оставляла у одного человека, а потом забрала обратно. Так вот, я продала свои работы Клее, чтобы купить Кандинского. Я была и остаюсь очень привязана к его творчеству.
(АЖ) Вы приложили руку к включению Кандинского в национальные собрания.
(ДВ) Это целая эпопея. Дело было в 50-е годы. Я заметила, что в государственных коллекциях не было ни одного Кандинского. Поскольку он мне был очень близок по духу, я сокрушалась, что этот художник не был представлен в парижском Музее современного искусства. Его директором в ту пору был Жан Кассу, с которым мы организовали множество выставок и других мероприятий. Он, кстати, играл видную роль в Сопротивлении. Это была важная персона! У Кассу были испанские корни и обширные познания в искусстве. Он знал все! И это он создал парижский Музей современного искусства. Кассу был таким искренним, таким грандиозным человеком, его нельзя было не любить. Мы хорошо поладили и с ним, и с хранителем музея Бернаром Доривалем.
Я пришла к ним и завела разговор о Кандинском. «Может, он есть в запасниках? Поищите хорошенько», – попросила я. Там ничего не было. – «А картины других абстракционистов?» – «Тоже ничего!» У них вроде бы числился один Клее, но они его не нашли. А никто, кроме меня, о музеях не думал. Я говорю Нине: «Послушай, я тесно сотрудничаю с Музеем современного искусства. Мы в хороших отношениях с Кассу и Доривалем. Ты должна сдвинуть дело с мертвой точки. Если ты согласна, им можно предложить такой вариант: ты сначала одолжишь им одну картину, и, если она вызовет отклик, мы сделаем временный зал с одолженными тобой работами». Ей предложение понравилось, но у нее были опасения: «А ты ничего не скажешь Магам[54]?» У нее был контракт с Магом. Я спросила у Кассу – он согласился. Дориваль колебался: «Да, но это же немецкий художник!» – «Да ладно, Дориваль, он умер французским гражданином, в Нёйи». И мы взялись за дело. Мы принесли одну картину – она понравилась. Нина была щедрым человеком – она ее подарила. А потом открылся зал Кандинского. И, представьте, они забыли пригласить меня на его открытие! Но Кандинский вошел в национальные коллекции.
(АЖ) С тех пор все наверстали, но как вы объясните, что были такие пробелы?
(ДВ) Вы должны понять, что это было историческое событие. Абстрактное искусство стало проникать в повседневную жизнь лишь после войны. Раньше о нем знали только крупные коллекционеры и специализированные галереи. Но во Франции – ровным счетом ничего! Я приведу вам пример. В 1937 году в Малом дворце проходила большая выставка современного искусства. Там было всякой твари по паре, но ни одной абстрактной картины. Я знаю это, поскольку участвовала в той выставке с Майолем, и я хорошо помню, что ничего абстрактного там не было. В искусстве доминировали реальность, фигуративность и последние всплески кубизма.