Еще до того, как приехали врачи, во время обеда, массу удовольствия и удивления мне доставила еда. Я ел маринованные красные помидоры с макаронами. Но ел я их не в естественном так сказать, виде, а в духовном — я ел их духовную сущность. Эйдосом сверкающей никелированной вилки небесной красоты я протыкал крест-накрест эйдетическую атласную кожицу идеального помидора, наслаждался созерцанием эйдетического узора из проткнутых дырочек, затем сжимал своими эйдетическими губами вершину этого волшебного помидора и втягивал в себя божественную влагу помидорного маринада. Аккуратно и тоже с неописуемым удовольствием я наматывал на ментальные зубья серебристой вилки эйдетические трубочки макарон и поглощал их с огромным наслаждением. Обыденность была полностью сакрализована по всем эмпирическим параметрам — умозрительность трансцендентного переживалась мной с абсолютно достоверной чувственностью. То же самое касалось и всей другой еды — хлеба, чая, конфет и т. д.
Большое значение, помню, придавалось раскладке и расстановке ножей, вилок, чашек, тарелок и салфеток. Все эти предметы были как бы связаны невидимыми энергетическими лучами со всем остальным божественным космосом и эту связь я ощущал чувственно через переживание какой-то странной полноценности этих предметов. Геометрические сочетания одного предмета с другим, их общее расположение на столе, перемещения с места на место и образование новых геометрических фигур из предметов создавали впечатление космических констелляций, калейдоскопа орнаментов, которыми можно было без конца любоваться как высочайшими проявлениями божественного искусства. Вообще все происходящее носило характер идеальности, все воспринималось мной так, как вероятно, и было задумано Богом, когда он создавал мир, точнее как мы представили бы себе существование в раю. Вот это представление и натурализовалось для меня в реальности, по этим законам стройности, цельности, полноты, экзистенциальной достаточности, красоты, и, главное, абсолютной и постоянной новизны я и воспринимал все окружающее. Все это было как бы результатом воздействия на мое сознание «Начал» Дионисия Ареопагита, «умных сил», устанавливающих восприятие строго по божественным принципам и законам. В иерархии «Девяти ангельских чинов» они расположены как раз над архангелами и определяют принципы («начала») райского существования как восприятия обыденного в самом близком к нам «райском круге», вход в который «сторожат» архангелы.
Итак, мы все вместе выпили чаю и началась предотъездная суета. Мне велели одеваться. Брутальная реальность взяла свое, «райское» чаепитие окончилось и меня мгновенно «смыло» с духовных вершин. Я почувствовал себя обычным человеком, страдальцем, который «за святое дело» должен претерпеть муки сумасшедшего дома. Я впал в эйфорическо-героическую истерику, стал суетиться, спешить. Вспомнив о том, что Христос омывал ноги своим ученикам накануне Голгофы, я, не имея таковой возможности, но горя желанием сделать что-нибудь, что могло бы заменить эту процедуру, этот необходимый сценарный эпизод страстей, схватил зимние сапоги Веры и, преклонив колена, стал их натягивать ей на ноги. Потом я одел в прихожей пальто, вернулся в комнату, взял с книжной полки толстую зеленую Библию и, подняв вверх указательный палец, сказал: «Все мы должны кончить на кресте!».