Войдя в приемную и на мгновение приоткрыв глаза я, естественно, не обнаружил никакого зала и опять их закрыл, продолжая громко молиться. Меня вели по коридору, затем по ступенькам вниз. И вот когда мы стали спускаться по ступенькам вниз, на меня накатила волна чувства чудовищной греховности. Это чувство мгновенно обрело колоссальный физический вес. Волна этой тяжести буквально вырвала меня из рук моих провожатых и я низринулся вниз по ступенькам с удивительным сладострастным воплем, сотрясшим меня до самой глубины моей «падшей» души. Тут уж действовали космические энергии ада, бессмертия вечных мук и титанического демонизма, в которых мое человеческое «я» барахталось как муха, попавшая в ураган. Мое падение лицом вниз на каменные ступеньки, сопровождающееся «воплем динозавра», падение с закрытыми глазами было замедленно, как в фильме, и я отчетливо, уже во время падения чувствовал и сознавал себя чертом. Как тогда, ночью, я ощущал у себя на спине культи от крыльев, так теперь я физически ощущал рога на своей голове, хвост и копыта — отождествление с чертом было абсолютным. Вопль, который издала моя пробудившаяся «демоническая» сущность, по силе своей был неизмеримо мощнее и страшнее тех криков, которые я издавал накануне во время нашего совместного с Колей чтения акафиста Николаю Мирликийскому.
С моим сознанием происходила постоянная вибрация отождествлений. То я чувствовал себя ангелом, то чертом, то серафимом, а когда меня привели в больничную раздевалку, сняли одежду и с большим трудом сорвали с шеи крест (я держался за него по тому же принципу, как и за доски у метро ВДНХ, т. е. пока пальцы сами не разожмутся) — и начали напяливать на меня больничную пижаму, а лотом ватник и ушанку (надо было ехать в отдаленный корпус по улице, было холодно), я вдруг так же физически, с полной достоверностью, ощутил себя пятилетним ребенком. Я чувствовал, что я маленького роста, надо мной наклонялись, напяливая на голову шапку-ушанку, говорили что-то вроде: «ну, Андрюша, перестань, как тебе не стыдно», а я капризно хныкал и топал валенками об пол, но уже не с мистическими целями, а так, как топает ногами недовольный ребенок.
Немного раньше этого отождествления с ребенком, еще до переодевания, меня осмотрел дежурный врач. Причем самой глубинной частью сознания я принимал его за Бога-Отца. Видимо, «тайный» смысл путешествия в такси с постоянной молитвой, в ожидании приезда в «небесную церковь» и вообще вся «внутренняя», бредовая логика этого пути естественным образом должна была разрешиться встречей с Богом — в его роли и оказался дежурный врач. Я продолжал бормотать молитву, а он выслушивал стетоскопом мое сердце. Я решил, что он проверяет, сошла ли моя молитва в сердце. Видимо, «услышав» в моем сердце молитву — как я тогда это понял — он сказал: «Ну, все в порядке». И я прекратил молиться. На самом деле, разумеется, он проверял, смогу ли я выдержать шоковую терапию, которой он собирался купировать приступ.