Двадцать первого июня немцы вышли к Северной бухте. Вся ее акватория теперь простреливалась вражеской артиллерией. 35-я ББ вступила в артиллерийскую дуэль с крупнокалиберными батареями противника. Она оставалась последним артиллерийским бастионом крупного калибра СОР.
Последний корректировочный пост 35-й ББ был оборудован на Сапун-Горе. Благодаря этому батарея в течение всего 28 июня вела огонь на Балаклавском направлении, поддерживая оборонявшие Балаклаву подразделения. Немцы установили место расположения корпункта батареи, в неравном бою погибли старшина Волков и еще трое артиллеристов, сражаясь до последнего патрона, а потом подорвав себя гранатами.
Бои за Севастополь приближались к своей развязке. Ввиду прорыва фронта Военный совет СОР вечером 30 июня перешел на запасной флагманский командный пост на 35-ю ББ. Через непродолжительное время сюда же перешел Военный совет Приморской армии и береговой обороны ЧФ. Таким образом, массив 35-й батареи стал последним местом пребывания штаба обороны Севастополя.
Лещенко был вызван к вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому для доклада. Командир 35-й батареи доложил командующему флотом о наличии боезапаса, который, увы, был крайне ограниченным — три фугасных, семь броневых и шесть шрапнельных снарядов, 40 снарядов для практических стрельб. Ф. С. Октябрьский поставил батарее задачу прикрыть отходящие части и эвакуацию раненых и гражданского населения. Лещенко заверил, что задача будет выполнена, хотя, как он признавался много позднее в письме адмиралу И. И. Азарову, мысль сверлила: чем при таком скудном боезапасе отбивать атаки танков, чем гасить огонь вражеских батарей? В одном не сомневался комбат — в своих подчиненных: в любой обстановке они не растеряются, и если придется погибать, то погибнут, как герои>{446}. Командующий флотом дал еще один приказ, который выполнять было для Лещенко страшно тяжело, — после израсходования артбоеприпасов взорвать батарею. Но приказ есть приказ, комбат заверил: «Есть, задача будет выполнена».
Пока шел разговор, для членов Военного совета был приготовлен ужин, и Октябрьский пригласил Лещенко присоединиться к ним. Алексею Яковлевичу бросилось в глаза, как по-разному держали себя за столом военачальники. Адмирал говорил мало, к еде почти не притронулся. А вот член Военного совета СОР Н. М. Кулаков «говорил не умолкая, шутил и приглашал есть и пить не стесняясь. Сам он тоже пил и кушал с большим аппетитом…». В последнем не было бы никакого греха, если бы дивизионный комиссар не знал, что через пару часов он вместе с командующим и другими руководителями покинет подчиненных, оставив их по существу на милость врагу. Судя по оживленному поведению, главный политработник Черноморского флота не испытывал в этот момент ни малейшего морального дискомфорта.