— Слишком тощ, — сказал Рунгар недовольно, развязывая штаны. — Неужто он в самом деле сладок, Сольвейн? Если ты обманул меня, берегись…
Его огромный, лоснящийся на свету член вынырнул из штанов и просунулся между разведённых ягодиц мальчишки, приноравливаясь. Бьёрд вздрогнул так, словно его приложили калёным железом, и рванулся с такой силой, что двое асторгов едва удержали его. Рунгар нахмурился.
— Держите крепче, — приказал он — и качнул бёдрами, вгоняя свой член в тело кмелтского мальчика, которого Сольвейн поклялся никому не отдавать.
Бьёрд закричал. Он никогда не кричал, когда его брал Сольвейн. Но теперь крик вырвался из его горла, несмотря на ткань, забивавшую ему рот, и в этом крике было много больше ярости, чем боли. Сольвейн закричал тоже — он не помнил, что, — и их крик слился в один.
Рунгар ухмылялся в бороду, толкаясь всё глубже в распростёртое под ним беспомощное тело.
— Что, кмелтёныш, велик я? Велик… — проговорил он и, схватив мальчишку за бёдра, насадил его на себя, постанывая от удовольствия. Сольвейн смотрел, не мигая, и думал, что, если собрать все силы и кинуться вперёд, может быть, железные гвозди пропорют его ладони и он освободится. Он не думал, что искалеченные руки не смогут поднять секиру. Он думал только о том, чтобы отшвырнуть прочь похотливого борова, которого он прежде звал когоруном, и его шелудивых асторгских псов, и поднять с окровавленного песка своего мальчика, и отнести его к реке, чтобы вода смыла с него боль и позор…
Рунгар откинул голову и утробно застонал, кончая. Вмятые в песок колени кмелта тряслись, он едва держался на них, в основном за счёт грубых рук барра, державших его бёдра. Рунгар отстранился и отряхнул член, обмякавший в его ладони, так, что капли семени брызнули на сведённые судорогой мальчишеские ягодицы. Неужели, подумал Сольвейн, в первую ночь я сделал с ним то же самое? Как же он должен теперь ненавидеть меня…
— Драт проклянёт тебя, Рунгар, — сказал Сольвейн, и его голос прозвучал невносимо отчётливо в могильной тишине, стоявшей над лагерем.
Ему почудилось, или Рунгар действительно вздрогнул? Он бросил быстрый взгляд на распятого воина, уже наполовину мертвеца, осмеливавшегося его судить. Потом отошёл на шаг, медленно облизывая тёмные губы.
— Ты был прав, Сольвейн сын Хирсира, хотя я и не думал, что предатель способен изрекать что-то, помимо лжи. Этот мёд действительно сладок. Попробуйте его, мальчики мои, — ласково сказал он своим асторгам, которые, казалось, только и ждали позволения. Они разом вскочили, отпустив мальчишку, и тот без сил упал на землю. Наложники Рунгара тут же подхватили его с двух сторон — один развёл ему ноги и принялся трахать, ещё нетерпеливее и грубее, чем делал это его хозяин, а другой схватил Бьёрда за волосы, заставил поднять голову и, выдернув кляп у него изо рта, запихнул свой член ему в горло. Эти двое всё всегда делали вместе. Сольвейн слышал, больше всего они любили совать оба свои хрена одновременно в одну дырку. Он надеялся, что умрёт прежде, чем увидит это — и боялся, что умрёт прежде.