— Приветствую тебя, о мой бог, — прошептал Сольвейн — и потерял наконец сознание.
Кто сказал, что в Огненных Чертогах нет боли? Боль была. Она разрывала его тело, так, словно оно, избитое и изодранное, перенеслось за черту вместе с душой. Сольвейн застонал и попытался поднять руку, но движение отозвалось вспышкой дикой боли в ладони. Он приподнял веки. Чертог Драта был до странного похож на его собственный шатёр. А сам бог воинов, принявший обличье кмелсткого пленника, сидел на коробе рядом с ним. Он смыл с себя кровь, повязка на его животе была чистой. И солнечные лучи, проникавшие через дымовое отверстие в куполе, всё так же путались в его волосах.
— Бьёрд, — сказал Сольвейн — просто чтобы убедиться, что может говорить. Голос прозвучал сипло. Сидящий перед ним парень вздёрнул голову — и Сольвейн увидел его глаза.
И тогда, только тогда он понял, что жив. Потому что — он знал — даже в Огненном Чертоге нет таких глаз.
— Лежи, — сказал Бьёрд, когда Сольвейн резко поднялся, пытаясь сесть. — Твои раны снова откроются, а они едва затянулись.
Он говорил на языке барра чисто и так хорошо, как умел не всякий в племени Сольвейна. Такую речь он слышал когда-то от гостей когоруна, прибывших издалека, из единственного города его народа.
— Ты… ты знаешь наш язык! — потрясённо проговорил Сольвейн.
Бьёрд кивнул:
— Знаю.
— Почему ты никогда не говорил со мной?! — он не дождался ответа и медленно добавил, сражённый внезапной догадкой: — И ты понимал всё, что говорил тебе я… каждое слово.
Кмелт снова кивнул. Сольвейн увидел, что он смотрит на свои руки, упёртые предплечьями в расставленные колени. Он сжимал и разжимал пальцы, словно они болели — или жаждали меча. Сольвейн только теперь заметил, что его собственные руки накрепко перебинтованы. И не только руки… проклятье, он был обнажён, но повязок на нём было столько, что он мог смело выйти в таком виде на люди, словно в одеждах.
Он сказал:
— Мне не надо было прогонять тебя. Я знал, что ты не пройдёшь дозорных. Они…
— Я не пытался выйти из лагеря, — спокойно перебил Бьёрд. — От тебя я пошёл к шатру когоруна. И по дороге столкнулся с близнецами. Они сказали, что схватили тебя, и спросили, не хочу ли я посмотреть, что сделал с тобой когорун…
— Почему? — выдохнул Сольвейн, сам не зная, что именно его изумило больше — то, что мальчишке хватило глупости пойти прямо волку в пасть, или то, что Бьёрд был неравнодушен к его участи.
Тот долго молчал, опустив голову, как будто подбирая слова. Потом медленно заговорил, по-прежнему глядя на свои руки: