Мы зашли в дом, и я позвала Эннис Кэрни, чтобы она приготовила горячую воду, мыло и полотенца для Нико, а сама побежала в Русалочью башню, где торопливо сполоснула лицо, заплела волосы и надела свежий чепчик. В старом серебряном зеркале моя кожа казалась сине-зеленой, словно я и впрямь была русалкой, выловленной из моря. Прошло полтора года с тех пор, как я видела его в последний раз. А я выглядела постаревшей на десять лет. Без придворного наряда, без украшений, без косметики, с сединой в волосах, я казалась себе совершенно другой женщиной.
Собственно, я и была совершенно другой.
Полчаса спустя мы с Нико расположились в небольшой выходящей окнами на юг комнате рядом с большим залом замка. Дженет налила нам два кубка вина и удалилась. Выражение ее лица было красноречивее всяких слов: «Ты знаешь, зачем он здесь, он тебя любит, он хочет, чтобы ты вернулась ко двору, он найдет способ избавить тебя от этого чудовища – твоего мужа». Ее взгляд и мимика выразили все это как нельзя более ясно, хотя вслух она не произнесла ничего. Мы остались вдвоем.
Он вручил мне письмо, запечатанное красным воском, на котором был оттиснут лев – герб шотландского королевского дома.
– Прочти его, – сказал он.
Я была не уверена, хочется ли мне его читать. Медленно, очень медленно я сломала печать и развернула бумагу. Письмо состояло всего из нескольких строк и, насколько я могла судить, было написано рукою Мэри Битон – ее почерк был очень схож с почерком самой королевы, и та часто диктовала Битон письма – таким ловким способом она ухитрялась делать свои послании более личными, чем если бы они были написаны секретарем, и в то же время не утруждала себя, водя пером по бумаге.
«Ваш муж, мастер Рэннок Хэмилтон, написал письмо мастеру Джону Ноксу, настоятелю Церкви Святого Джайлса, в коем пожаловался, что вы покинули его, увезя с собою его дочь. Мастер Нокс настаивает, чтобы я поддержала вашего мужа в его требовании и вернула вашу дочь под его опеку. Я приказываю вам немедля вернуться в Эдинбург, дабы вы могли ответить на вышепоименованное требование.
MARIE R[85]».
– Он хочет заполучить ее только лишь потому, что она сонаследница Грэнмьюара, – проговорила я. Мой голос дрожал от ужаса и ярости, и листок бумаги затрепетал в моей руке. – Я никому ее не отдам. Никогда. И я не вернусь в Эдинбург.
Нико откинулся на спинку своего кресла и пригубил вино. Наверняка он нашел его слабым и кислым по сравнению с теми тонкими винами, к которым он привык.
– А сейчас позвольте передать вам то, что королева не пожелала доверить бумаге.