Реаль передал Пишегрю эти благородные слова. Когда тот услышал их, то сначала не хотел верить, ему казалось, что хотят его обольстить, чтобы он изменил товарищам по несчастью. Но вскоре, выслушав настояния Реаля, который не требовал от него никаких показаний, потому что правительство уже знало все, Пишегрю растрогался: закрытая душа его растворилась, он заплакал и долго говорил о Кайене. Он даже сознался, что по какому-то странному предвидению во время ссылки часто думал о том, что можно было бы там сделать, и даже готовил проекты.
Наполеон тем временем продолжал с живейшим нетерпением ожидать известий от полковника Савари. Известий все не было. Бриг капитана Райта появлялся каждый вечер, но ни разу не подходил к берегу. Наконец Савари вынужденно доложил, что поручение выполнить не удалось.
Досадуя, что не поймал ни одного из принцев, злоумышлявших против него, Первый консул обратил внимание на все места, где только они проживали. Однажды утром, на заседании с Талейраном и Фуше, ему рассказали, что Людовик XVIII с герцогом Ангулемским живут в Варшаве, а граф д’Артуа и герцог Берри — в Лондоне, как и принцы Конде, кроме одного, самого юного, самого предприимчивого, герцога Энгиенского, который живет в Эттенгейме, очень близко от Страсбурга. Как мы знаем, с этой же стороны английские поверенные Тейлор, Смит и Дрейк старались плести интриги. Уму Первого консула вдруг представилась мысль, что юный принц мог воспользоваться страсбургским мостом точно так же, как граф д’Артуа хотел воспользоваться бивиль-ским берегом, и он решил послать туда расторопного жандармского унтер-офицера для сбора сведений. Нашелся один, который в молодости служил у принцев Конде. Ему велели переодеться, отправиться в Эттенгейм и осведомиться о принце, образе его жизни и сношениях.
Как известно, принц жил там уже некоторое времени подле княгини Роган, к которой был очень привязан, деля свое время между этой склонностью и страстью к охоте, находившей удовлетворение в Шварцвальдских горах. Английский кабинет предписал принцу находиться на берегах Рейна, вероятно, в ожидании переворота. Принц полагал, что вскоре будет вынужден воевать против своего отечества — мысль, к которой он за несколько последних лет уже привык. Но ничто не указывает, что он знал о заговоре Жоржа. Напротив, по всему ясно, что он не знал о нем, часто находясь в отсутствии, ездя на охоту и на спектакли в Страсбург. Достоверно только, что этот слух распространился до такой степени, что отец писал принцу из Лондона, советуя ему в довольно строгих выражениях быть осторожнее. С принцем находились несколько эмигрантов, в том числе некий маркиз Тюмери.