Унтер-офицер, посланный для сбора сведений, в самом доме принца узнал множество подробностей, из которых предубежденные умы могли легко вывести опасные заключения. Рассказывали, что юный герцог часто уезжает из дома, даже на несколько дней, иногда бывает и в Страсбурге. При нем находится лицо, роль которого почему-то сочли гораздо больше, чем она была. Имя его произносилось немцами до такой степени искаженно, что его можно было принять за Дюмурье. Лицо это был маркиз Тюмери, о котором мы сейчас упоминали и которого унтер-офицер, обманутый немецким выговором, от чистого сердца счел за славного генерала Дюмурье>58 и изложил все подробности в донесении, написанном под влиянием злосчастной ошибки и немедленно отосланном в Париж.
Роковое донесение пришло утром 10 марта. Накануне вечером, ночью и даже в тот же день утром несколько раз повторялось еще одно роковое свидетельство. Эти показания давал Леридан, слуга Жоржа, арестованный вместе с ним. Сперва он упорствовал, потом стал говорить с полным, казалось, чистосердечием и наконец объявил, что действительно существует заговор и главой заговора является принц. Он, со своей стороны, так полагает потому, что видел иногда у Жоржа какого-то молодого человека, прекрасно воспитанного, богато одетого, бывшего предметом общего уважения.
Эти сведения доложили Первому консулу и в то же время ему вручили рапорт унтер-офицера. В голове Наполеона образовалось самое пагубное сочетание мыслей.
План заговорщиков получал очевидную полноту: граф д’Артуа приедет через Нормандию с Пишегрю, а герцог Энгиенский — через Эльзас с Дюмурье. Чтобы возвратиться во Францию, Бурбоны являлись в сопровождении двух славных республиканских генералов. Ум Первого консула, обыкновенно столь светлый, столь твердый, не устоял против стольких обманчивых признаков. Читая рапорт унтер-офицера, Первый консул пришел в чрезвычайное волнение. Он очень дурно принял Реаля, явившегося в тот момент, выругал его за то, что так поздно узнает такие важные подробности, и сам от чистого сердца поверил, что напал на вторую и самую опасную часть заговора.
Немедленно созвали чрезвычайный совет из трех консулов, министров и Фуше, полковникам Орденеру и Колен-куру также велели явиться в Тюильри. В ожидании этих господ Наполеон разбирал карты рейнских земель, чтобы составить план похищения принца, и, не находя нужных, в волнении ронял на пол все остальные.
Начался совет. Очевидец рассказывает о нем в своих записках. Первой предложили идею схватить принца и генерала Дюмурье, не заботясь о неприкосновенности германской земли, только послав для проформы извинения герцогу Баденскому. Первый консул спросил мнения советников, но было очевидно, что решение уже заранее принято. Впрочем, он терпеливо выслушал возражения. Лебрен опасался впечатления, какое подобный случай произведет на Европу. Камбасерес имел твердость открыто противиться предложенному мнению. Он старался показать всю опасность такой меры для внутренней и внешней политики, доказывал, что она неминуемо придаст насильственный характер правлению Первого консула. Особенно ссылался он на то обстоятельство, что очень важно арестовать, судить и расстрелять принца королевского дома, взятого вно время совершения преступления на французской земле, но схватить его в чужих владениях, кроме нарушения границ, значило схватить его, когда наличествуют все признаки невиновности. Камбасерес заклинал Первого консула его личной славой и честью его политики не решаться на меру, которая поставила бы его правление в один ряд с теми революционными правительствами, от которых он так старался отделить себя.