Отданные им приказания были исполнены в точности. Через пять дней, то есть 15 марта, отряд драгун со всеми предписанными предосторожностями выступил из Ше-лештадта, перешел Рейн и окружил городок Эттенгейм прежде, чем туда дошла какая-нибудь весть об этих передвижениях. Принц, который был предупрежден, но не имел конкретного уведомления об экспедиции, находился в своем доме. Он хотел было обороняться, но вскоре понял невозможность сопротивления, сдался, объявил свое имя людям, которые искали его, не зная в лицо, и с горьким сожалением о потере свободы, ибо еще не знал всей грозящей ему опасности, дал отвезти себя в Страсбург и заключить в крепость.
Не нашли ни важных бумаг, ни генерала Дюмурье, ни одного из тех доказательств заговора, которые выставлялись главным поводом экспедиции. Вместо Дюмурье взяли маркиза Тюмери и еще несколько незначительных эмигрантов. Донесение о подробностях ареста немедленно отправили в Париж.
Результат экспедиции мог бы объяснить Первому консулу и его советникам неосновательность их догадок. Особенно много значила ошибка по поводу генерала Дюмурье. К несчастью, вот какие мысли овладели Первым консулом и теми, кто думал так же, как он. Взяли одного из тех принцев, которым заговоры нипочем и которые находят безумцев или дураков, всегда готовых губить себя по их желанию. Надлежит показать грозный пример — иначе навлечешь на себя насмешки со стороны роялистов, отпустив захваченного принца. Они станут непременно говорить, что правительство сделало глупость, послав в Эттенгейм за принцем, а потом испугалось общественного мнения и Европы; что, одним словом, у правительства достало воли желать преступления, но не достало твердости его совершить. Вместо того чтобы давать им повод к насмешкам, лучше привести их в трепет. Ведь принц находился в Эттенгейме, подле самой границы, при таких обстоятельствах, очевидно, не без причины. Возможно ли, чтобы он оставался так близко от опасности без всякой цели и не являлся до какой-либо степени соучастником заговора? Во всяком случае, он проживал в Эттенгейме для поощрения происков эмигрантов внутри Франции, для возбуждения междоусобной войны с намерением опять поднять оружие против отечества. Преступления того и другого рода строго наказывались законами всех времен, и надлежало применить эти законы к пленнику.
Такие рассуждения Первый консул составлял сам себе и часто слышал от других. Восемнадцатого марта принца взяли из Страсбургской крепости и повезли под стражей в Париж.
Когда наступила пора страшной жертвы, Первый консул захотел уединиться.