В тот же день, в Вербное воскресенье, он уехал в Мальмезон, убежище, где мог, наверное больше, чем где-нибудь, найти уединение и покой. Там он не принимал никого, кроме консулов, министров и своих братьев, расхаживал один часами, демонстрируя внешнее спокойствие, которого не имел в сердце. Доказательством его беспокойства служит само бездействие его, потому что он не продиктовал ни одного письма за неделю своего пребывания в Мальмезоне — единственный пример праздности в его жизни. Жозефина, знавшая, как и все родные, об аресте принца, со своей невольной симпатией к Бурбонам пребывала в ужасе от перспективы пролития царственной крови, и с дальновидностью сердца, свойственной женщинам, несколько раз со слезами говорила ему о принце, еще не веря, но опасаясь, что его погибель предрешена. Первый консул противился этим слезам, боясь их действия на самого себя. С простотой, которой старался придать вид суровости, он отвечал Жозефине: «Ты женщина и ничего не смыслишь в моей политике; твое дело молчать».
Несчастный принц прибыл в Париж 20-го числа в полдень. До пяти часов его держали у Шарантонской заставы в карете, под конвоем.
По военному закону дивизионному командиру следовало созвать комиссию и распорядиться исполнением приговора. Комендантом Парижа и начальником дивизии являлся Мюрат. Получив приказание консулов, генерал опечалился. Он был, как мы сказали, человек храбрый, иногда легкомысленный, но предобрый. С отчаянием сказал он одному из приближенных, указывая на свой мундир, что Первый консул хочет замарать его кровью. Мюрат поскакал в Сен-Клу выразить своему грозному шурину чувства, которыми был переполнен. Первый консул сам больше склонен был разделять их, нежели хотел бы, и скрыл под наружной твердостью свое тайное волнение. Он сурово обошелся с Мюратом, выговорил ему за малодушие в резких выражениях и в заключение горделиво сказал, что готов пощадить его трусость и подписать сам, своей консульской рукой, необходимые приказы.
Первый консул отозвал Савари с бивильского берега, где тщетно ожидали принцев, принимавших участие в заговоре, и поручил ему принести в жертву принца, не имевшего никакого отношения к заговору. Полковник Савари готов был отдать Первому консулу свою жизнь и честь. Первый консул велел Савари доставить приказы Мюрату и отправиться в Венсен наблюдать за их исполнением. Надлежало составить комиссию, назначить гарнизонных полковников ее членами, генерала Гюллена — председателем и собраться немедленно, чтобы все закончить в ту же ночь. Если бы последовал приговор о смертной казни (в чем не было и сомнений), то казнить пленника следовало так же без отлагательства.