В ранней античности «искусство» и «ремесло» именовались одним словом — techne (ars). На то, что в традиционном обществе не существовало различия между «искусством» и «ремеслом», в частности, указывает французский мыслитель Рене Ге-нон. Artist (художник) не отличался от artisan (ремесленника). Подчёркивая это, Генон отмечает, что древние использовали слово artifex (лат. «мастер»), применяя его по отношению к человеку, который занимался искусством или ремеслом, не зная между ними никаких различий; однако, artifex не отождествлялся ни с художником, ни с ремесленником, превосходя их обоих, «потому что изначально, по крайней мере, деятельность его была связана с принципами гораздо более глубокого характера». Таким образом, традиционное общество знало концепцию ремесел, которая составляла одно целое с концепцией искусств. Античной культуре, по утверждению Лосева, было присуще художественное понимание космоса: «античный космос — это произведение искусства», в то время как человеческое искусство — не более чем несовершенное «подобие космологического искусства». Греческий поэт Эпихарм писал, что все искусства происходят от богов.
В античный период формируется концепция мимесиса уходящая своими корнями в сферу культа и дионисийских оргий. Первоначальным значением мимесиса было «выразительное представление» или, что более точно, «представлять посредством танца», так как истоком мимесиса был ритуальный дионисийский танец, исполняемый mimos’oM ^гр. mimos, лат. mimus); мимесис был весьма далек от «подражания» и означал «представление» как синтетическое единство танца, жеста и слова. Актер или жрец не просто «представлял» своего бога, но и сам становился им, оказываясь «богоодержимым». В экстазе дионисийский мим буквально «выходил из себя», чтобы в него вошел бог. Карл Отфрид Мюллер определял искусство как «представление, mimesis, то есть деятельность, посредством которой внутреннее становится внешним». Таким образом, [сакральный] мимесис является прежде всего “представлением”, “репрезентацией” и только потом “подражанием”, imitation; изначально mimos представлял эпифанию божества. Как писал А. Лосев: «Мистерию, изображающую брак Зевса и Геры у Диодора, можно толковать не как простое подражание, а как попытку участников мистерии стать на время самим Зевсом и Герой»>140>. Мимесис имел непосредственное отношение к дионисийскому культу, а не к поэзии, живописи, скульптуре или архитектуре, как это стало принято позже, когда мимесис превратился в простое «подражание».
Демокрит, чья философия, как мы указали в первой части книги, была философией титанизма, лишил мимесис сакрального измерения и дал ему «стихийно-материалистическое основание»: «От животных мы путем подражания научились важнейшим делам: [а именно, мы ученики] паука в ткацком и портняжном ремеслах, ласточек в построении жилищ и [ученики] певчих птиц, лебедей и соловья в пении”. У Платона понятие мимесиса также далеко от своего первоначального значения (являясь не “представлением”, а “подражанием”), и применяется к поэзии, живописи и скульптуре. Философ выступает против мимесиса, объектами которого являются недостойные вещи (куда помимо “ржания лошадей, мычания быков, шума рек, рева морей, грома и тому подобного” относятся действия гомеровских героев и.. .богов), и кроме того, категорически отвергает имитацию как удвоение мира явлений, подражение фактической действительности. Аристотель выделяет три способа мимесиса: 1) подражать тому, что есть на самом деле; 2) изображать вещи такими, как о них думают и говорят; 3) подражать тому, какими вещи должны быть. Плотин считал, что искусства подражают не творениям природы, а самим первопринципам: «Кроме того, он должен знать, что искусства не просто подражают видимому, но возводят свой взгляд к логосам, из которых происходит природа. Помимо этого, они добавляют к вещам то, чего им не хватает»