Так, значит, через Гурария титулярный советник до правды дорылся! Боже, ну можно ли быть таким наивным дураком! Уже две тысячи лет учат этих евреев разумные люди, кожу под батогами спускают, головы рубят, на кострах жарят, и все равно хоть один юродивый, да найдется, чтобы справедливости искать!
Это благодаря Гурарию Кувшинников морду пану Станиславу Марьями расквасил. За это пощады ему не будет!
— В общем, так, радость очей моих, хорошенько подумай, чем отцу можешь помочь. Времени у тебя не так и много: до вечера пятницы. Пока звезда Хабар не взошла.
Внезапно он увидел, как раскрылась калитка усадьбы, и оттуда вышел расфранченный Барнук. Увидел на дороге Рахиль, заулыбался и побежал к ней. Пану Станиславу с этим хохлатым удодом встречаться не с руки было, поэтому он послал Рахили воздушный поцелуй и отважно ретировался в камыши.
Барнук взял у Рахили корыто, и они пошли на мостки, где обычно прачки стирали одежду.
XX
Среда задалась с самого утра. Смиренные местечковцы дисциплинированно плотной стаей ждали своей очереди на перепись и бунтовать не пытались. Конечно, разговорчики такие-сякие проскакивали в толпе, иногда даже сдобренные ядреным словцом, о чем бдительно доносил Хрисанф. Нравилось поганцу говорить в лицо господам чиновникам всякие гадости под соусом того, что он верой и правдой блюдет государственные интересы.
Но в целом особых буйств не наблюдалось. Как из рога изобилия сыпались в метрическую книгу Абрамовичи, Позолотники, Фурманы и всякие прочие Вильнеры. Случилось только одно мелкое происшествие ближе к концу дня.
Бортник Меир выложил на стол один рубль девяносто пять копеек, потупился и клятвенно заявил, что больше у него на орнаментальную фамилию — хоть убей — денег нет, и предложил доплатить медом, тем более что и фамилию он вообще-то хотел почти отеческую и трудовую: Бинфлейш — Пчелиное Трудолюбие. С его точки зрения, безмен меда — достойное возмещение за мелкое отступление от начертанных правил. Но Пармен Федотович, который с недавних пор слышать спокойно не мог ни о чем связанном с пчеловодством, быстро и доходчиво разъяснил Меиру, куда тот может засунуть свой мед.
Тогда Меир погрустнел и вынужденно согласился на патронимическую фамилию. Это его желание было уважено. Пан Станислав записал его Пинхасевичем. Казалось бы, на том дело и закончено, но Меир нагло потребовал сдачу: тридцать пять копеек. Такого циничного деяния земля не знала со времен разрушения Второго Иерусалимского храма. Можно подумать, что сам он часто на базаре сдачу покупателям давал!