По таким причинам Хрисанф быстренько выволок Пинхасевича на площадь, и еще долго збышовские горизонты оглашал горестный плач Иеремии.
Под вечер принесло откуда-то легкий и быстрый дождь. Так и хотелось назвать этот дождь грибным, но весной, как известно, грибами не очень богаты надщарские леса. Гурарий, возвращаясь от лесника, только парочку сморчков насчитал. Настроение у него было умиленное, потому что догадался-таки после бессонной ночи проколоть мальчишке крупозную пробку острой тростинкой, и малец, выхаркнув плесневидные сгустки, задышал легко и свободно.
Дождь омыл траву и деревья, разбросав по ним щедрой рукой жемчужины капель, которые светились повсюду, словно бусины рассыпанного ожерелья. Гурарий перешел бревенчатый мостик на подходе к Збышову, и тут его окликнул сам пан Подруба, который со Степаном на подводе ехал из Рыгалей.
— Дружище! Садись ко мне.
Похмельный Степан спал, зарывшись в сено, а пан Мартын правил за кучера. Ну, как правил? Караковый жеребец и сам прекрасно знал дорогу. От пана Мартына греховно пахло на-посошковой самогонкой. Соломенная шляпа была лихо заломлена на затылок.
Гурарий вскарабкался на подводу. Запах самогона разбудил в нем аппетит. За все время он удосужился съесть только крылышко глухаря и выпить туесок березового сока. Ничего! Рахиль уже, наверно, чугунок с кашей устала греть!
— Ну что, Гурарий, все блуждаешь? Когда за твою фамилию пить будем?
— Пока не получил, пан Мартын. Как в понедельник с вами распрощались, я же дома еще не был.
— Спас мальца?
— Божьим промыслом жить будет.
— Заплатил лесник?
— Очень хорошо заплатил. Грех жаловаться, — со всей серьезностью сказал Гурарий. — Фунт масла дал.
— Ох, Гурушка, божья ты душа, не доведет тебя скромность до добра.
Гурарий только мечтательно пожал плечами: «Поживем — увидим».
— Ты, вот что, Гурарий, сегодня я тебя дергать не буду, а уж завтра не сочти за труд заглянуть ко мне. Княгиня пороситься должна, твой взгляд нужен. А то сердце у меня не на месте. Барнук в последнее время какой-то пришибленный — думает о своем, улыбка, как у тихопомешанного. Кабы не запустил свиней.
— Как есть загляну, пан Мартын. И матку, и деток в лучшем виде примем.
Караковый не торопясь доплелся до середины села и остановился у подворья Подрубы. Гурарий сполз с телеги, помогая себе всем телом.
— Баба с возу — кобыле легче, — пошутил он.
Караковый всхрапнул, и тут из-за угла Гурарьевой хаты появились в обнимку Барнук и Рахиль. Увидев отцов, они неуклюже отскочили друг от друга на сажень. Гурарий в ужасе закрыл испуганное лицо. Подруба окаменел, посидел недвижимо секунд пять, играя желваками, потом спрыгнул с подводы и решительным шагом пошел навстречу беспутникам, выломав из живой изгороди аршинный дубец.