— И сколько же тебе надо?
— Хотя бы двадцать две с половиной копейки. на самую нищую фамилию.
— Но самая нищая фамилия ничего не стоит. Значит, деньги тебе нужны не для этого. Зачем ты обманываешь нас?
Гурарий молчал. Он уже все понял и только не знал, как правильно уйти, но Менахем-Мендл еще не закончил.
— Барак, сын Иегуды, Либерлихт, ты — казначей нашей общины. Скажи, есть ли у нас деньги для Гур-Арье, сына Эльякима?
— Нет, реб, — смиренно отвечал Барак. — С того дня, когда Государь Император вдвое поднял налог, мы все деньги отдали людям, чтобы помочь им получить достойные фамилии, чтобы никто не бросал им в лицо, что они гнусные Фаулеберы и вшивые Штинкенванцы.
— Правда, Барак, сын Иегуды? А как же так получилось, что налог внезапно поднялся вдвое?
— Никто этого точно не знает. Говорят, что какой-то предатель народа своего под покровом ночи пришел к господину чиновнику Правительствующего Сената и потребовал справедливости.
— Как? — ужаснулся Менахем-Мендл. — Но разве он не знал, что, когда сильным мира сего напоминают о справедливости, страдают слабые? И как же зовут этого лживого доносчика, этого Каина, этого приятеля свинарей, которые торгуют безбожным мясом за золото, да еще распускают нелепые слухи, будто служители нашего единого Бога могут прятаться от врагов в толще свиного навоза? Как его зовут? Ты не знаешь, Гур-Арье, сын Эльякима?
В молитвенной зале стояла такая тишина, что было слышно, как пять с половиной тысяч лет назад Бог отделяет свет от тьмы.
— Но подожди, Гур-Арье, сын Эльякима, ты же богатый человек! Ты же лечишь людей, а ремесло лекаря — очень доходное. Лекарь за визит к больному берет не меньше полтинника, так ведь?
— Я. Я не знаю.
— Как же ты не знаешь? Доктор Стжыга так и делал. А ведь ты многих лечил. Люди! Поднимите руки, кого хоть раз вылечил Гурарий?
Триста рук — не меньше — поднялось в ответ на призыв Менахем- Мендла.
— А теперь поднимите руки, у кого Гурарий хоть раз вылечил жену?
И снова триста рук вознеслось над рядами, словно хотело выложить последний ярус Вавилонской башни.
— А кому он вылечил сына или дочь, брата или сестру, отца и мать? А скотину у кого вылечил?
Руки теперь не успевали опускаться.
— Видишь, Гур-Арье, ты же очень богатый человек — у тебя сундуки ломятся от червонцев. И при таком богатстве у тебя хватило совести, чтобы прийти в Божий дом и рядом со свитком священной Торы приставить нам к горлу нож, нагло требуя какие-то деньги?! Ну, возьми! Возьми у нас последнее!
Менахем-Мендл порылся в парадном лапсердаке и швырнул под ноги Гурарию полустертую полушку.