Владимир и Павел протянули руки к черному бархатному футляру, который держал Смолин, и взяли оружие.
— Это конечно формальность, — продолжил граф. — Но я все же вынужден спросить вас об этом, господа. Вы оба продемонстрировали нам готовность драться, показав тем самым свою смелость и желание платить по долгам чести. Господа, возможно, вам стоить объясниться друг перед другом и не доводить все до кровопролития, если это успокоит ваши души?
— Я готов! — тут же заявил Владимир.
Граф скривил рожу и взглянул на Юсупова. Павел же посмотрел прямо на Владимира, в его взгляде читалось сомнение, но уже в следующую секунду он вновь сомкнул бровь и выдохнул:
— Я считаю, что никакое объяснение не устроит меня так, как твоя кровь, Владимир!
— Глупец, ты ведь все не так понял.
— Довольно! Я видел все собственными глазами…
— Твои глаза показали тебе лишь участников, а не их мотивы!
— Помимо глаз у меня еще есть и слух, и разум, которые тоже стали свидетелями того, что ты волочился за Аней! — закричал Павел.
— Ты не прав, друг!
— Тогда оставим это на совести пули, и пусть слепой случай решит, кто из нас прав!
— Я не хочу тебя убивать, — с грустью, произнес Владимир.
— Но тебе придется это сделать, поскольку если ты промахнешься, то будь уверен, я не упущу своего шанса! — решительно сказал Павел, сверкнув глазами.
— Господа, но мы еще не решили, кому выпадет этот счастливый случай стрелять первым! — напомнил граф и извлек из кармана серебряную монету. — Бросим же жребий.
— Орел! — выдохнул Павел.
— Решка, — произнес Владимир, поскольку ничего другого у него не оставалось.
Граф медленно подкинул монету вверх, та, сделав несколько оборотов в воздухе, упала наземь. Все бросились к ней, кроме Волкова, который гордо остался стоять на месте, делая вид, что ему нет дела до того, кто будет стрелять первым. Когда секунданты и Павел подняли взгляды, Владимир и так все понял по мрачному выражению лица Мартина и по улыбке на губах графа:
— Ну что ж, жребий брошен, — сказал граф. — Павел — вы счастливчик, вы стреляете первым!
Мартин что-то недовольно пробурчал по-испански, но спорить не стал, вместо этого он подошел к Владимиру и, положив руку ему на плечо, произнес:
— Vaya con Dios, amigo[16]!
Владимир коротко улыбнулся и кивнул испанцу. Он знал, что Мартин не склонен к долгим душевным монологам, да и никакой монолог на свете сейчас бы не помог лучше, чем пара слов и дружеское похлопывание по плечу, и наставник знал это, поэтому он и поступил именно так.
После того, как секунданты закончили наставления, дуэлянты поспешили занять позиции. Владимир и Павел встали спиной друг к другу и подняли пистолеты. Такие разные, как свет и тьма: черноволосый одетый во все темное Владимир, чаще задумчивый и погруженный в мысли, и светлый золотовласый Павел, радостный и безмятежный юноша, душа компании. Такие разные они были и в то же время так похожи: служили вместе, вместе грезили великими свершениями, дружили и ходили на одни приемы, и так же вместе полюбили одну красавицу, ту, которая пусть и не по собственному желанию, но все же стала причиной поединка двух друзей, которые теперь стояли посреди кладбища, друг против друга, с пистолетами в руках и готовые убивать…