Слабая женщина с сильным характером (Горбачева) - страница 22

— Леночка, что делать? Что дальше делать? Как резать пуповину? Он молчит! — в ужасе кричал Дима. Лена не отвечала. Она потеряла сознание.

Люба ногой толкнула дверь, сзади за её спиной что-то упало, но дверь не поддалась. Тогда, остервенело с криком отчаяния, она толкнула ногой ещё раз уже горящую дверь и влетела в спальню. Лена распластавшись, лежала на кровати. Она была без сознания. Над ней склонился Дима. Он держал в руках своего первенца, с которого свисала пуповина, всё ещё связывающая его с матерью. Люба схватила ножницы, которые лежали на кровати, быстро на глаз определила, где надо отрезать пуповину. В голове крутилась фраза: десять сантиметров. Почему именно десять сантиметров и откуда ей это пришло на ум, она сама не поняла, да и потом не смогла себе это объяснить. Но схватив ножницы, она перерезала ими пуповину. Что делать дальше она не знала. Но ничего больше ей и не удалось бы сделать. Надо было срочно бежать отсюда и выводить Лену и младенца на воздух. Она выхватила мальчика у Димы, который стоял, как не живой с окровавленными руками. Взяв малыша, она быстро перевернула его верх ножками, так же, не сознавая зачем, ударила по попке. У младенца, что-то выпало изо рта, и он всхлипнул. Тогда она схватила одеяло с кровати, обмотала мальчика, прижала его к себе и, крикнув Диме:

— Хватай Лену! — кинулась назад к выходу.

Она не помнила и не осознавала, куда она бежит. И правильно ли делает, что бежит именно туда. Но возможно это и спасло им жизнь. Мужики, кинувшиеся следом за ней, подхватили Любу на руки. Приехавшие к тому времени пожарные помогли выскочить Диме и забрали с его обгоревших рук Лену.

Что было, потом она помнит обрывками. Сирены «Скорой помощи» и милиции. Рыдающего Диму над тельцем задохнувшегося маленького комочка. Гневные слова обессиленной Лены, лежащей на носилках.

— Будьте прокляты! Нелюди! Будьте прокляты!

Люба видела милиционеров, тащивших её пьяного Федьку, который ругаясь и изворачиваясь, кричал оправдываясь.

— Они же хотели уехать?! Мамань, чего они остались?! Я их не хотел! Просто я дом хотел!

Дима сидел на присядках и, обняв голову руками, плакал навзрыд.

— За что? Что мы вам сделали?

Люба, с запутавшимися обгоревшими волосами, порванном и тоже обгоревшем халате, измазанная сажей медленно подошла к молодому мужчине. Она обессилено упала перед ним на колени и обожжёнными руками взяла его голову в свои ладони. Ещё утром тёмные волосы молодого парня теперь были белыми. Схватившись за сердце, Люба прохрипела:

— Прости, сынок, прости! Прости, если сможешь, грех, какой на нас! Прости!