— Уолт!.. – выкрикиваю я тревожным голосом.
Хейс блокирует меня, и так как Уолт не отзывается, я сдаюсь.
— Я позанимаюсь где-нибудь еще, — зло говорю я. Раздраженно захлопнув учебник, я встаю и с силой задвигаю стул.
Прежде чем я успеваю взять книгу, Хейс хватает мою руку и заламывает ее за спину. Положив вторую руку на мою шею, он толкает меня через спинку стула, прижимая щекой к столу.
— После сегодняшнего дня, ты больше никогда не посмеешь разговаривать со мной в таком тоне, — скрипит он мне в ухо.
Отпустив мою шею, он еще сильнее выкручивает запястье. Его голос твердый и злой, его действия гораздо жестче, чем когда-либо раньше.
Когда я слышу звон пряжки ремня и звук расстегивающейся ширинки, я снова зову Уолта. Сейчас меня не заботят угрозы Хейза по отношению к Уолту. Все, о чем я думаю, это о происходящем здесь и сейчас.
— Заткнись, если не хочешь привлечь любопытное отродье, — говорит Хейз, темп его дыхания меняется по мере освобождения из штанов.
Из-за своего страха я совсем забыла про Амелию. Его фраза отрезвляет меня, и я призываю все силы, чтобы не закричать, когда он хватает мою вторую руку и тоже заводит ее за спину. Когда он оборачивает мои пальцы вокруг своей эрекции, меня пронзает отвращение. Он испускает глубокий стон и прижимается к моей заднице.
Желчь поднимается по моему горлу, и я давлюсь. Пытаюсь вырвать свою руку, но его пальцы сжаты вокруг моих, держа член в тисках.
— Даже не думай останавливаться, — предупреждает он, сильнее вдалбливаясь бедрами, и глубоко стонет.
Все, что мне остается — это лежать там, пока ублюдок использует мою руку, чтобы дрочить на мою обтянутую джинсами задницу. Когда он кончает, он шлепает меня, а потом втирает свою сперму в джинсы на ягодицах и между моих ног. Схватив меня между ног одной рукой, другой он вцепляется в пучок и с силой дергает, пока мое ухо не оказывается настолько близко, что он может с удовлетворением пропыхтеть:
— Думаю, ты идеальна для траха. Жду не дождусь.
Как ни в чем не бывало, Хейс направляется к раковине и смывает сперму с рук, а потом вальяжно идет мимо меня, говоря:
— Вернусь позже. Лучше будь паинькой, Талия.
Как только он выходит, я с силой сжимаю зубы, чтобы не дать ход словам, которые я хочу орать Уолту в уши. В теперешнем состоянии он их все равно не услышит. Тихие слезы орошают мои щеки, пока я поднимаюсь наверх и срываю с себя одежду, запихивая ее в старый магазинный пакет, валявшийся в углу комнаты. Завтра я сожгу ее до последней нитки на алее, и пусть пепел несет мои молитвы. Может кто-нибудь, да услышит. Я слишком пристыжена, чтобы рассказать кому-нибудь, особенно тете.