В одиночестве я плакала от бессилия. Не знала, как починить поломанное. Казалось, счастье утеряно безвозвратно. Все, совершенно все стало бессмысленным.
Он был подавленным, потерянным и не стремился общаться со мной в те редкие часы, когда возвращался домой. Его не привлекала даже близость. Нежность исчезла, поцелуи стали данью прощаниям и встречам.
Сидя с Эдвином за одним столом или занимаясь в одной комнате артефактами, чувствовала, что не нужна ему. Между нами словно возвели стену изо льда. С каждым днем лед креп и твердел, наращивал толщину. Довольно быстро стена стала такой непробиваемой, что, даже находясь рядом с Эдвином, я оставалась в одиночестве.
Виконт оживлялся, если мы говорили об артефактах, ловушках Серпинара, о плане поместья. Его радовала возможность потренироваться и забавляли мои сомнительные успехи в освоении эльфийского.
Он произнес несколько простейших фраз на этом языке, я не поняла ни слова. Огорчилась, ведь те же выражения, но написанные, с легкостью использовала. Он
покровительственным тоном заявил, что попробует когда-нибудь заняться со мной и этим. Очередное обещание, которое Эдвин явно не собирался выполнять, и превосходство в голосе артефактора меня взбесило. Я ответила резкостью и указала на то, что эльфов осталось в королевстве меньше, чем книг на их языке. Практиковаться в устной речи уж точно ни к чему. Маг побледнел, прикусил губу, встал, чопорно поклонился и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Я разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Он не пришел утешать и весь следующий день со мной почти не разговаривал.
Живые черепки накляузничали виконту, что я по-прежнему часто покидала дом. Несмотря на его просьбы и на мое обещание не выходить из убежища, это было правдой. Но я всегда останавливалась на пороге и не выходила даже на полянку. Изо всех сил стараясь держать себя в руках, честно объяснила Эдвину, что в доме мне нечем дышать. Поклялась памятью родных, что не хожу на берег. Поверил маг или нет, не знаю, но эту тему больше не затрагивал.
Очередной вечер в обществе артефактора оставил по себе ощущение холодной отстраненности, близкой к неприязни. Предпринимать новую ненужную виконту попытку что-то наладить не стала, пожелала доброй ночи и ушла к себе. Миньер вежливо, даже церемонно поклонился и ответил таким же безликим пожеланием.
В который раз заснула в слезах. Все волшебство, которое было между нами, исчезло, вся радость ушла. Это причиняло не только душевную, но и телесную боль. Выплакавшись, подсушив заклинанием подушку, провалилась в тревожное забытье. Снился Верховный магистр Серпинар, черные птицы и эльфийский камень. Мне кто-то говорил, что необходимо дойти до него, а я противилась.