Тихий стон прозвучал в ночной тишине почти неслышно, но уши караульных, настроенные на волну неприятностей, уловили его сразу.
– С…слыш…шали?.. – прозаикался младший лазутчик Чей.
Старший мечник Во, еле ворочая прикушенным языком, упрямо покачал головой:
– Н-нет. Не с-слышал я. Никакого. С-стона.
– А я и н-не г-г-говорил, что это… б-был… – начал было Чей, но следующий стон, будто заблудшую душу в подземном царстве Инь Вана на кусочки пилили, заглушил его слова.
Одним полуоткушенным языком в карауле стало больше.
– Это она! – пискнул ратник Ба. Глаза его могли теперь посоперничать округлостью с луной – проворно спрятавшейся в тучах, не исключено, что устыдившись собственного несовершенства.
– Ступа-айте, ноженьки го-олые, хла-адные… – долетел, точно дыхание ледяного ветра, скорбный голос.
Белое пятно, словно лицо отрубленной головы, плывущее по клубам исторгающегося из могилы мрака – сравнение, которое не пришлось подсказывать никому из караульной троицы – замаячило в дальнем конце площади.
– Несите меня к нему-у… к нему-у…
Три взгляда, как очень мотивированные кролики – к удаву, устремились на звук – и были вознаграждены. Теперь, кроме лица, во тьме светились бескровной белизной две руки, несущие голову, и две ноги до колена. Одна из них – от пятки.
– О…н…н…на…
– Смотри-ите, глазыньки пусты-ые… Не сморгни-ите, не слези-итесь… – в словах прозвучало нечто такое, от чего волосы на головах солдат приподнялись и принялись толкаться в попытке то ли рассмотреть надвигающийся ужас получше, то ли сбежать.
Теперь это был единственный голос во всей округе[248]: ни один из охранников не мог больше выдавить ни слова.
– Ищите мне его-о, его-о… Го-о-олодно… Го-о-олодно мне… – простонал призрак – и вдруг резкий вдох и визг разорвали ночь и барабанные перепонки зрителей.
– Чу-у-у-у-ую! Те-е-е-е-ело! Кро-о-о-о-овь!!!..
Возможно, гостья из преисподней говорила что-то еще. Увы, перечисление ее гастрономических пристрастий было потрачено зря: стук брошенных пик и грохот чрезвычайно быстро удаляющихся шагов заглушил всё.
Оттирая на ходу ноги и руки, запачканные грязью, чтобы не белели в темноте, где и когда не надо, женщины побежали к распростёртым телам.
Оборотень… неподвижен… Местный… неподвижен… Фигура… не шелохнётся… Парадоксов…
Наташа бросилась перед ним на колени и, не теряя ни мгновения, вцепилась в запястье. Пульс, пульс, пульс… Где пульс? Где?!..
Задыхаясь от страха и волнения, она отдернула руку и прижала потную ладонь к ноге. Спокойно. Спокойно. Трясущимися руками и землетрясения не нащупать!