Moscou, la ville sainte, объятая с четырёх сторон медно — жёлтым пламенем плыла в дыму и копоти на встречу грядущему. Пьер увидал себя идущим на пролом сквозь толпы жителей, потеряно метавшихся в жарком аду.
Отчаявшиеся получить ключи от города «лягушатники» под водительством Мюрата
ворвались, наконец, на пожарище и оказались между молотом и наковальней. Жажда наживы гнала французов по углям не покорённой святыни, в самое сердце пепелища. Но страх погибнуть от рук, раздавленных горем и унижением москвичей выталкивал из города прочь, как пробку из бутылки. В Москве наблюдался тот самый невообразимый хаос и безвластие, который позже и по другому поводу учёные нарекут Броуновским движением. Раздвигая толпу плечом, Пьер направлялся, на Поварскую, и оттуда на Арбат, к храму Николы Явленного, где в воображении своём замыслил он «дело».
Широкий с зазубринами кинжал в зелёных ножнах ждал своего часа под обтрёпанным сюртуком его.
Граф Безухов шёл убивать Наполеона. Ему представлялось, что со смертью Императора закончится всё. И этот чудовищный пламень, пожирающий величественный город, и война его породившая, угаснут сами собой. Он шёл, с намерением поставить кровавую точку в трагедии, написанной Вышними, силами для подмостков театра с именем: Россия.
Одно только угнетало его. Он двигался скованно, как человек до конца не осознавший последствий и тягот предстоящего. Пьер не знал точно, как будет убивать Бонапарта. Не думал, что может погибнуть сам. Он просто шёл покончить со ВСЁМ ЭТИМ, и в тайне надеясь, что ЭТОГО, не случится. Вернее, случится, но как-то само собой, без его физического участия, но при нравственном посредстве.
«Я трус. Жалкое ничтожество». — Подумал, отстранено Пьер Безухов, коснувшись,
заветного предмета.
Песок, возмущённый касанием, мутной взвесью стал, подниматься, к верху открыв, постепенно, Пьеру вместо вожделенной монеты печальное лицо князя Андрея. В глубинном пространстве лицо Болконского существовало само по себе. В не тела, которого здесь в пучине морской не было вовсе.
Лицо князя открыло глаза и усмехнулось. Оно всегда делалось открытым и добродушным при виде этого увальня в смешных, круглых очках, помещавшихся на толстой физиономии.
— Ах, мой друг, здравствуйте. Давно же мы с вами…
Пьер нисколько не удивился, услышав голос друга в своём мозгу. Напротив, удивление показалось ему не уместным, даже бестактным в подобных условиях.
3
— Душевно рад встрече Ваше Сиятельство. Однако же, вот где довелось свидеться.
— Да, да такова жизнь. Вернее, то состояние, которое здесь именуется жизнью. Впрочем, вы я вижу молодцом мсье Пьер. Какой великолепный хвост и плавники, загляденье.