Старик менестрель нашёлся в углу зала в обнимку с бутылкой вина:
— Благочестивый сэр Вазгар! Вы уж звиняйте меня. Страху я натерпелся сегодня утром. А я ведь человек невоенный…
— Но ножи кидаешь хорошо.
— Ну, так то судьба менестреля. Люд-то он не всегда благосклонен истории слушать. Так я, бывает, и жонглирую, и ножи кидаю, развлекая честной народ. Я тут с моего места ж как на ладони, а дракон за окном злится, крылья вскидывает … Всё, думаю, сейчас спалит нас всех вместе с домом. Ну и само как-то получилось, метнул нож в этого глупца.
Я задумался. Илла говорила, что у менестреля повадки придворного. Но мне он казался довольно простым в речи и суждениях. Да и поступь его не блистала уверенностью. Возможно, Илла смотрит на иное, но…
— Насколько ты пьян, старик? Я хочу услышать ту сказку, о четырёх зверях. В самом полном тексте, который только тебе ведом.
Сказитель поднял на меня глаза:
— Ну, если сказку, пытливый сэр Вазгар, то конечно.
Он поднялся достаточно гибко и пружинисто для старого человека и произнёс громко на весь зал:
— Дабы отвлечь добрый люд от мыслей горьких, сэр рыцарь велел мне спеть сегодня сказку, что ведома каждому, но мудрость несёт в себе великую.
Он двигался по залу мягким шагом, будто танцуя. Я ничего не смыслю в танцах. Монахи их не признавали, в армии тоже было не до них. Но мне казалось, что это именно танец.
Сказитель начал рассказ:
— Давным-давно, когда море ещё не уходило в закат, а волны бились лишь о голые камни, стоял на берегу двух морей замок. И был этот замок полон богатств и люда разного, доброго и злого, мудрого и капризного, сильного и хилого телом. И была в том замке беда: водилось в нём много разного смрадного зверья, видимо-невидимо. Бегали крысы подвалами, на крышах и башнях гнездились вороны, плели свои сети пауки, ползали змеи, а двором бегали волки.
Текст почти не отличался от того, что рассказывала мне в детстве старая нянька. Но в некоторых местах… возможно, я и слышал это раньше, но не задумывался. Не знал куда вглядываться!
— Однажды в тёмных коридорах замка, в самых смрадных, откуда живым никто давно не возвертался, задумался прядущий нетопырь. Был этот монстр умён и особой силой наделён. Ежли кто убивал его, то, стоило плеснуть на мертвеца свежей крови человеческой, как оживал нетопырь вновь. «Не сладко мне живётся, — размышлял он, — смрадные твари убивают самых вкусных моих людей. А скоро и вовсе всех убьют. Должен я защитить своё».
Если сказка иносказательная история, то этот нелюдь — вампир. Правда, нетопырь подразумевает крылья, а вампиры никогда не летали. Да и это прозвище «прядущий» тоже никак не к месту. Его скорее стоило бы дать пауку. Но если старательно притягивать сказку к мозаике Иллы, то это вампир.