— Истинно так. Там тоже наверняка не смогут прийти к соглашению друзья родины.
— И вы, как говорится, заинтересованные в этом деле, наловите в мутной воде немало рыбы.
— Оставьте ваши шуточки, сеньор лиценциат. Мы, либералы, — друзья народа.
Услышав столь решительное уверение, Сесилио-старший не преминул спросить:
— А скажите, генерал, и, ради бога, простите за любопытство, что вы понимаете под словом «либерализм»?
— Ну… как это вам сказать? Ну, либерал — это человек с душой нараспашку, в противоположность олигарху, — ты к нему с открытым сердцем, а он к тебе с камнем за пазухой. Мы, либералы, хотим, чтобы…
— А ну-ка, а ну-ка! — вскричал дон Фелисиано. — Что же такое вы хотите? Нельзя ли это всем услышать?
— В… Вв… власть!
— Только-то?
— И еще то, ч… что ббб… благодаря ей потечет в карманы.
— Это же настоящий цинизм, дон Архимиро. — Тук, тук, тук!..
— Это просто от… откровенность, дон Сантьяго. Вы… вы тоже ж… ж… жаждете власти, или п… пп… поддержки властей, чтобы б… бб… беспрепятственно эксплуатировать негров в асьендах и совершать, как вы это называете, благородные сделки, а попросту говоря, давать деньги взаймы из двадцати процентов… Но на сей раз власть будет в наших руках…
— Если только господь не воспротивится этому! — Тук, тук, тук. — Но он обязательно воспротивится!
— Нет, не воспротивится, — возразил лиценциат Сеспедес. — Господь бог был строгим только в самом начале, С тех пор он стал очень покладистым.
— Ну вот снова глаголет еретик! — перебил лиценциата падре Медиавилья.
— То не мои слова, падре, а философа Сенеки.
— Я где-то слышал это имя, — кажется, это учитель, не так ли? — пробормотал генерал Гавидиа.
Дон Архимиро, спасая честь либеральной партии, перебил генерала:
— Нет, нет, Друг мой, это совсем не тот человек, совсем другой!
Падре Медиавилья залился своим громоподобным смехом, на который уже спешил толстячок, видимо желавший еще раз повторить свою остроту о тетрархе. Однако генерал, заранее рассвирепев, сделал такое страшное лицо, что юморист отпрянул от него и насел на другого деятеля, на которого и стал изливать свои остроты, так и сыпавшиеся с его отвислой нижней губы.
Между тем два буйных консерватора с новой силой набросились друг на друга из-за того, что один из них упомянул имя генерала Паэса, а другой презрительно пожал плечами. Тут дон Архимиро Венегас вскричал:
— Да здравствует анархия! Для нас, либералов, единых, как монолит, будет одним удовольствием дать бой. Не правда ли, падре Медиавилья? Не так ли, г… ге… ге…?
Генерал нетерпеливо перебил его:
— Полно, дон Архимиро, оставим ваши восторги, я знаю, когда курочка снесет яичко. Мы действительно едины и полны решимости вступить в бой, когда пробьет наш час. Там, в Валенсии, борзописцы кропают конституцию, и наверняка она получится у них очень красивая, но, как только они кончат строчить ее, мы начнем писать нашу, мы сами, как говорится, в тесном дружеском кругу. И совсем скоро мы увидим в дыму сражений головы этой гидры. Ибо нельзя играть с огнем рядом с пороховой бочкой!