Генералу Гавидиа не понравился намек консерваторов, и, прервав свой астматический смешок, он засвистел, как кузнечные мехи, и протестующе сказал:
— Так не пойдет, дон Сантьяго! Никаких намеков! Мне уже надоело выслушивать ваши глупости, и будьте любезны назначить любой день, когда вы мне за них ответите.
Так распалось это гармоничное патриотическое единство, созданное на зыбкой почве всеобщей сумятицы.
Но взаимная нетерпимость процветала не только в доме преподобного священника. Подобные разногласия происходили и во многих других местах.
— Какой там плащ милосердия и прочая ерунда! — кричал на следующий вечер дон Фелисиано, сердце его горело неугасимым огнем, распаляя его желтую кожу. — Нечего сказать, хорошо мы будем выглядеть, если позволим всем этим ворам и бандитам безнаказанно ходить у нас под носом, прикрывшись плащом милосердия, который собирается дать им этот проходимец Фермин Торо. И все лишь из желания покрасоваться.
— А ведь верно, дон Фелисиано, вы бы набросили на них скорее плащ Несса,[43] — подал реплику Сесилио-старший.
Желтушный деятель подскочил к лиценциату и уставился на него инквизиторским оком. Сесилио-старший спокойно пояснил:
— Я имею в виду плащ, который погубил Геракла.
Выслушав объяснение, ярый консерватор выкрикнул:
— Вот именно!
Тут раздался стук костыля дона Сантьяго Фонтеса: «Тук, тук, тук».
— Что ты сказал о доне Фермине Торо? Я запрещаю тебе так отзываться о нем в моем присутствии.
— А кто ты такой, что позволяешь себе разговаривать со мной в таком тоне?
— Я — цивилист![44]
— А я — паэсист![45]
И пока ярые консерваторы наскакивали друг на друга, падре Медиавилья, дон Архимиро и генерал заговорщически переглядывались между собой и ехидно посмеивались. Но когда страсти разбушевавшихся противников накалились до предела, флегматик генерал принялся увещевать друзей:
— Спокойствие, сеньоры, спокойствие! Что подумают соседи?
— Не тревожьтесь, генерал, — отвечал ему лиценциат. — Это всего лишь оброненные зерна. Подлинные зерна сеет целыми пригоршнями Великий Сеятель там, в Валенсии[46].
— Где, как теперь говорят, собран самый цвет венесуэльской мысли, — сардонически заметил бравый вояка.
— Вместе с чертополохом.
— А мне говорили, что только один цвет. А вы как думаете, сеньор лиценциат? — И тут же добавил: — Так вы полагаете, что наше собрание друзей-единомышленников — это как бы маленький конвент?
— Совершенно справедливо. И вы, либералы, млеете от счастья как здесь, так и в Валенсии. Пока там друзья Монагаса учиняют заговор против правительства, которое до сих пор зовется правительством мартовского переворота, консерваторы-паэсисты помогают оппозиции, заигрывая с либералами, которые используют имя генерала Паэса только для того, чтобы всех перессорить.