направляется субъектом на самого себя, что зачастую приводит к резкой активизации фантазии. Хоманс считает, что интроверсия, поданная таким образом, вполне может рассматриваться как личное юнговское обозначение нарциссизма. С этой точкой зрения согласны и некоторые юнгианские аналитики. Например, Мюррей Стайн при обсуждении интроверсии, как она представлена в «Психологических типах» Юнга, отмечает: «Предельным выражением естественного хода интровертированного мышления является утрата связи с фактами и объективной реальностью... мысль и фантазия отдают себя во власть Нарциссу...» [168, р. 46].
Одобрив подобную теоретическую модель, Хоманс переходит к непосредственному анализу психологических факторов формирования юнговской мысли. Начало юнговской медицинской карьеры (1900–1907 гг. — первая фаза) Хоманс рассматривает как период подготовки к грядущему нарциссическому слиянию с Фрейдом. «В начале этого периода, — пишет Хоманс, — Фрейд представлялся Юнгу (тогда еще очень молодому человеку, только начинавшему свою профессиональную деятельность) всего лишь одной из тех влиятельных фигур, идеями которых есть смысл воспользоваться в собственной работе. Однако к концу этого периода Фрейд превратился в самого выдающегося ученого, единственного и неподражаемого в своем роде» [95, р. 44]. Хоманс утверждает, что об этой трансформации явственно свидетельствуют работы, написанные Юнгом в промежутке между его приходом в Бургхёльцли (в 1900 г.) и началом интенсивного личного общения с Фрейдом (в октябре 1906 г.).
В своей докторской диссертации молодой Карл Юнг выражал приятное удивление по поводу того, что «подсознательные личности», обнаруженные им в психике девушки–медиума, представляют собой процессы, сильно напоминающие фрейдовские «вытесненные мысли». На примере ряда последующих юнговских статей (о симуляции умопомешательства [113]; об ошибках в чтении при истерии [111]; о криптомнезии [105]; а также о природе памяти [107]) Хоманс показывает, что со временем этот интерес к психоанализу и фигуре его основателя только усиливался: все чаще упоминалось имя Фрейда, все интенсивнее обсуждались такие принципиальные аспекты психоанализа, как вытесненный аффект, фрейдовская теория истерии, проблема бессознательного, а также символика сновидений. Кульминацией этого подготовительного периода, по мнению Хоманса, является монография о шизофрении [119], в предисловии к которой (написанном за несколько месяцев до начала переписки с Фрейдом) Юнг назвал фрейдовский психоанализ столь же великим открытием, как и телескоп Галилея. Завершая эту книгу, Юнг отметил, что полученный им вывод «известен любому психоаналитику». По мнению Хоманса, это указывает на то, что молодой сотрудник клиники Бургхёльцли начал всерьез идентифицировать себя с этой специфической профессиональной ролью. «Он явно был готов к установлению личных отношений с Фрейдом, хотя пока лишь в интеллектуальной и профессиональной плоскостях» [95, р. 47].