Вот один из ярких примеров религиозной интерпретации психоанализа устами Юнга: «Психоанализу, думается мне, — написал он Фрейду в пылу обожания, — надо дать время, чтобы он мог из многих центров проникнуть в сознание народов, снова пробудить у интеллигенции вкус к символам и мифам, осторожно вернуть Христу образ пророчествующего бога виноградной лозы, каким он когда–то был, и таким образом впитать в себя экстатическую энергию христианства...» (из письма Юнга к Фрейду от 11 февраля 1910 г.) [176, р. 294][26]. Фрейд отреагировал достаточно жестко: «Но вам не следует рассматривать меня в качестве основателя религии. У меня нет столь далеко идущих намерений. Я и не думал о замещении религии» (ответ Фрейда от 13 февраля) [176, р. 295]. Так были развеяны упования на отеческое сочувствие чрезмерно идеализированного старшего коллеги, оказавшегося на самом деле всего лишь основателем психоанализа. Это крушение идеалистических ожиданий привело к пробуждению второй составляющей нарциссического мироощущения — чувства собственной грандиозности. С точки зрения теории Кохута, в этот момент в отношениях между Фрейдом и Юнгом «идеализирующая» фаза переноса сменилась фазой «зеркальной». Раз «идеализированный объект» отказывается от предложенной ему роли основателя религии, эту грандиозную задачу должен решить за него сам идеализатор. На мой взгляд, особенно важным является то, какую форму приняла подобная нарциссическая игра в грандиозность, каким материалом воспользовался затаивший обиду «сын» для демонстрации грандиозности учения своего «отца», намереваясь тем самым подтвердить правоту своей идеализации. Этим материалом оказалась мифология. Почему именно она? На этот вопрос у Хоманса имеется исчерпывающий ответ: «Поскольку мифы воплощают все то, что люди считают высшим и предельным, вполне логично было бы допустить, что движимый своей обострившейся потребностью в самоутверждении Юнг должен был попытаться соединить свои личные мысли с этими универсальными культурными объектами. Подобным смешением собственной грандиозности и мифологии объясняется появление из–под пера Юнга крайне запутанного и тяжелого для чтения труда «Либидо, его метаморфозы и символы». В нем Юнг возвел свои собственные фантазии и мысли до космического уровня» [95, р. 58].
Следующие несколько лет своей жизни (1911–1913 гг. — третья фаза) Юнг посвятил закладке фундамента и постройке каркаса нарциссического замка, на вратах которого был водружен многозначный герб личной причастности к грандиозным мифологическим системам прошлого. Об этом его блуждании по «темным сферам» и «бесконечным пространствам» мировой мифологии, а также о том, как расценил принесенную им оттуда «богатую добычу» (из письма Юнга к Фрейду от 8 мая 1911 г.) [176, р. 421] Зигмунд Фрейд, я написал специальную монографию [27]. Однако в той работе (шестилетней давности) я совершенно упустил из виду возможность трактовать эту мифологическую перекодировку психоанализа в свете психологии нарциссизма. Нынешний обзор теории Питера Хоманса позволяет мне восполнить этот пробел.