А ведь эту характеристику Нечаева и его товарищей даем не мы, а прокурор.
С момента основания тайного общества, в число членов вошел человек, который, по словам участников Общества Народной Расправы, непрерывно вредил общему делу и своим поведением внушал подозрение остальным членам сообщества. Подсудимый Успенский, которому было поручено собирать данные о деятельности каждого из участников, показывает, что с разных сторон он получал сведения о том, что этот человек, по имени Иванов, вступил в Общество исключительно с целью выдать его правительству («С.-Петербургские Ведомости», 1871, №№ 181, 183 и 209). Отсюда с необходимостью вытекала альтернатива, которую необходимо было разрешить и которая состояла в следующем: или избавиться от столь опасной личности, или обречь все дело, всю организацию, и всех членов на неизбежную гибель. Тогда пять членов общества, между которыми находился также и Нечаев, решили убить Иванова, чтобы спасти свое дело. Они выполнили это решение. Вскоре убийство Иванова и все тайное общество были обнаружены, в связи с чем последовали бесконечные обыски и бесчисленные аресты. Между тем Нечаеву при помощи друзей удалось бежать за границу. Процесс начался; в официальных актах русского правительства он носил следующее название: «Судебное дело о заговоре, имеющем целью ниспровержение существующего строя».
Одно это название ясно показывает, с какой точки зрения правительство оценивало все это дело, — то есть считало ли оно это дело политическим, или нет. К суду были привлечены в качестве участников заговора 84 подсудимых, 63 содержались под стражей. Они все были разбиты на различные категории, каждой из которых предъявлялось особое обвинение. К первой категории были отнесены 11 подсудимых. Все они обвинялись в заговоре против правительства, а четырем из них, сверх того, было предъявлено обвинение в убийстве Иванова (Успенский, Прыжов, Николаев и Кузнецов). Объединение этих четырех подсудимых с семью остальными, которые, кроме обвинения в заговоре, с ними ничего общего не имели, доказывает, что дело носило чисто политический характер, и что с этой точки зрения к нему подходило правительство.
Совершенно естественно, что русское правительство старалось обвинить лиц, убивших Иванова, как совершивших убийство из чисто личных целей. Оно старалось доказать, что Иванов сделался жертвой чисто личной мести; но как из заявлений подсудимых, так и из речей защитников выясняется как раз обратное.
Так подсудимый Успенский говорит: «Нечаев, так же, как и я, не питал никакой личной вражды к Иванову, к тому же Нечаев, весь ушедший в свою работу, никоим образом не мог интересоваться личностями, какими бы они ни были. Революционные принципы, которыми он был проникнут до глубины души, исключали для него всякую мысль о личной мести, даже если бы она могла оказаться полезной обществу. Наконец, я убежден в том, что Нечаев был слишком человечен для того, чтобы приносить в жертву своему личному чувству чью бы то ни было жизнь» («С.-Петербургские Ведомости», 1871, № 194).