Было много в нем тогда постоялых дворов, трактиров. Пушкин предпочитал гостиницу Пожарского, где ему отводили комнату с эркером (полукруглый или граненый выступ в стене здания) на втором этаже. Здесь был он желанным гостем. Он же, в свою очередь, отдавал должное радушию хозяйки Дарьи Пожарской, ее кулинарному таланту. Вот и Соболевскому в том же послании Александр Сергеевич советовал:
На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай
И отправься налегке.
А съев котлеты:
Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жар котлет… —
но это уже в «Евгении Онегине».
Существует несколько вариантов появления знаменитых тех котлет. Немецкий же посол в России в журнале «Die Kuche» оставил следующее свидетельство. Однажды русский царь Александр I остановился из-за поломки возка в городишке Осташкове, где для него и был заказан завтрак в трактире Пожарского. В заказ были включены котлеты из телятины. Хозяин был в отчаянии: достать телятины он не смог, а генерал-адъютант никаких резонов слушать не хотел. Тогда по совету жены Дарьи Евдокимовны трактирщик пошел на обман: сделал котлеты из куриного мяса, придав им форму телячьих, запанировал в кусочках хлеба и подал царю. Блюдо понравилось. Царь повелел наградить трактирщика. Совесть кулинара, однако, не была чиста, и, боясь разоблачения, Пожарский повинился в обмане, не приминув свалить вину на жену. Царь наградил и Дарью Евдокимовну, а испросив фамилию хозяина, повелел назвать котлеты Пожарскими и включить их в меню царской кухни.
Счастливый трактирщик заказал себе новую вывеску с гордой надписью: «Пожарский, поставщик двора его Императорского Величества». Дела его пошли в гору, и вскоре он переехал в Торжок, где на бойком месте открыл гостиницу и трактир. Там-то и посещал его поэт.
Дорожный дневник в письме-путеводителе другу Пушкин продолжает дальше: «В Валдае спроси, есть ли свежие сельди? если же нет,
У податливых крестьянок
(Чем и славится Валдай)
К чаю накупи баранок
И скорее поезжай…
Еще пишет Пушкин Соболевскому о станции Яжельбицы — первой после Валдая. А там, — предупреждает он друга, —
Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели, —
Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленький кусок.
«Он вовсе не был лакомка, — вспоминал лицейский друг Пушкина Петр Андреевич Вяземский, — он даже, думаю, не ценил и не хорошо постигал тайны поваренного искусства, но на иные вещи был ужасный прожора. Помню, как в дороге съел он почти духом двадцать персиков, купленных в Торжке. Моченым яблокам тоже доставалось от него нередко». Что касается постижения тайны поваренного искусства, то тут, пожалуй, Вяземский несколько не прав. Наблюдательность Пушкина поразительна. Он отлично осознавал, что еда, секреты барской, крестьянской кухни — важнейшая часть общей культуры человечества, отражающей к тому же национальные особенности. А потому, описывая эпоху, важно знать и эту сторону жизни своего народа. И секреты кулинарии Пушкин, как и все вокруг, примечал, но он писал стихи, а не кулинарный справочник. Вот отсюда и краткость отмеченных им блюд, без сомнения, все их он испробовал и запомнил. Бытовые сцены в «Евгении Онегине», например, — это же как раз то, с чем познакомился поэт в доме своих друзей Осиповых-Вульф.